Сражение при березине завершило крымскую войну. Сражение на березине в ноябре

Поражение французской армии под Красным могло стать прологом для полного разгрома противника. Для этого надо было реализовать задуманный Михаилом Кутузовым план по окружению вражеских сил в Междуречье. Схожую операцию Кутузов провёл в войне с Турцией, когда с более слабыми силами, чем у противника, он остановил наступление турецкой армии у Слободзеи, затем прижал её к Дунаю, окружил и принудил к капитуляции. Теперь предстояло уничтожить намного более профессиональную армию, чем у турков.

После сражения под Красным () Кутузов дал войскам один день отдыха – 7 (19) ноября. Войска было необходимо привести в порядок, очистить тылы от остатков разбитых французских войск. Преследование противника продолжили авангард Милорадовича, казаки Платова, отряд Ожаровского и других командиров отдельных соединений. Для дальнейшего наступления было очень важно установить связь с армиями Витгенштейна и Чичагова, чтобы нанести скоординированные удары по противнику. Русское командование считало, что войска противника могут уйти в Литву, или двигаться на Волынь, на соединение с австрийско-саксонскими войсками. Движение французов на север, чтобы соединиться с Виктором и Сен-Сиром, считалось маловероятным. Витгенштейну было приказано усилить давление на правый фланг отступающей армии противника, и обещали ему в подкрепление силы Платова и генерал-адъютанта Кутузова. Главнокомандующий также предписал Чичагову ускорить выход к Березине, чтобы упредить Наполеона и занять раньше него Борисов. Кутузов, считал, что Чичагов уже соединился с войсками Лидерса и Эртеля, таким образом, его армия должна была возрасти до 60 тыс. солдат. С такими силами адмирал Чичагов вполне мог противостоять войскам Наполеона, которые были почти без кавалерии и артиллерии.

Полученные 8 - 10 ноября от Платова, Ермолова и Сеславина сведения сделали картину более ясной. Было очевидно, что противник продолжает движение от Орши по большой дороге на Борисов. Таким образом, армия Чичагова должна была принять удар на себя. Замысел русского командования заключался в том, чтобы силами Витгенштейна с севера и армией Чичагова с юга занять оборонительную позицию на линии pек Улла, Березина фронтом на восток и отрезать войскам Наполеона пути отхода на запад. Главная армия под началом Кутузова должна была нанести удар по французам с востока.

Одной из проблем Главной армии был вопрос снабжения. По мере удаления на запад армия получала всё меньше и меньше продовольствия. Чтобы несколько улучшить ситуацию, было решено захватить несколько баз французов. Одна из крупных продовольственных баз противника располагалась в Могилеве. Главнокомандующий отдал приказ отрядам Ожаровского и Давыдова захватить её. Ожаровский отлично выполнил этот приказ. По пути Ожаровский разгромил у местечка Горки отряд противника. В бою было уничтожено около 1,5 тыс. солдат противника, около 600 захватили в плен и взяли 4 орудия. Кроме того, Ожаровский истребил отряд противника в Шклове и спас город от уничтожения. К отряду Ожаровского примкнули 10 тыс. казаков украинского ополчения. 12 (24) ноября его отряд захватил город и приступил к очищению юга Белоруссии от противника.

Кроме того, командование предприняло меры по созданию продовольственных баз в Смоленске, Киеве, увеличению запасов в магазинах Бобруйска. Не менее тяжёлым положение было с зимним обмундированием. Основная масса солдат по-прежнему была в летнем обмундировании. В результате ежедневно из армии убывало значительное число заболевших солдат, которыми были забиты идущие позади подвижные и учреждаемые в тылу стационарные госпитали. Такие потери превысили боевые и составили 30 тыс. человек. После сражения при Красном армия Кутузова имела не более 50 тыс. солдат.

В то время, как Главная армия двигалась южнее Московской дороги, Чичагов с помощью авангарда Ламберта быстрым ударом 4(16) ноября захватил Минск, где были значительные продовольственные запасы противника (около 2 млн. пайков). В городе и его окрестностях было захвачено более 4 тыс. солдат противника, в основном это были раненые и больные. 9 (21) ноября авангард Ламберта, после яростного боя, разгромил превосходящие силы противника и захватил переправу у Борисова (). Оставшиеся силы противника под началом Домбровского были вынуждены отступить и двинулись навстречу Наполеону. За авангардом Ламберта к Борисову подошли главные силы Чичагова и утвердились на этой позиции. Одновременно прибыли отряды Чаплица и Луковкина. Чаплиц вышел к Зембину, а Луковкин – к Шабашевичам. Чичагов стал переправлять войска на левый берег Березины. Причем, вместо того, чтобы сначала переправить кавалерию и пехоту, он начал переводить артиллерию и обозы, хотя уже 9 ноября было известно, что французов следует ожидать через 2-3 дня.

В Борисове Чичагов также получил сообщение от Витгенштейна, что его войска теснят части Удино и Виктора, которые, по его мнению, отходят через Лошницы на юг к Нижнему Березино. Чичагов направил к Лошницам 3 тыс. авангард под началом Палена (Ламберт получил тяжёлое ранение и был направлен на лечение), чтобы установиться связь с войсками Витгенштейна. Отряд Палена, двигаясь по Смоленской дороге без должных мер охранения, у Лошниц напоролся на 10 тыс. авангард армии Наполеона под началом Удино. Дорога, по которой шёл Пален, проходила в густом лесу, что исключало возможность развертывания войск. Непосредственно у Лошниц дорога выходила из леса и проходила через небольшой перелесок. Удино получив сведения о движении русских войск, развернул свой корпус именно в этом перелеске. Поперёк дороги он разместил артиллерию с пехотой, позади кавалерию. Когда русская колонна выходила из леса, она была встречена огнем французской кавалерии. Воспользовавшись замешательством русских и тем, что они не могли развернуть войска, выдвинув артиллерию, Удино пошёл в атаку. Русская пехота была загнана в лес, а кавалерия опрокинута. Русские, преследуемые французской кавалерией, отступили к Борисову. Французы появились у Борисова почти одновременно с отступающими русскими войсками.

Появление французов у города стало внезапным для Чичагова. Он предположил, что это основные силы Наполеона и не рискнул завязать бой. Адмирал переоценивал мощь армии Наполеона, считая, что у него не менее 90 тыс. боеспособных солдат. Вместо того, чтобы задержать противника имеющимися силами, пока остальные войска не переправятся на правый берег Березины, он решил очистить Борисов. В городе пришлось бросить часть уже переправленных обозов и взорвать мост через реку. 12 (24) ноября адмирал Чичагов, переоценив силы противника, отвел свои войска (около 25 тыс. солдат) из Борисова и отошел на правый берег Березины от Зембина до Уши. Захват Борисова позволил Наполеону быть хозяином левого берега и выбрать место для переправы. Кроме того, Чичагов был вынужден распылить свои силы для того, что вести наблюдение за силами врага.

Витгенштейн действовал не лучше Чичагова. Сначала он предполагал, что Наполеон пойдёт на соединение с корпусами Виктора и Удино, которые занимали Черею. Однако вскоре пришли известия, что французские войска ушли на соединение с Наполеоном. Действия французов утвердили Витгенштейна в мысли, что французы будут пытаться переправиться южнее Борисова. Об этом он сообщил в письме Чичагову. Витгенштейн не знал, что войска Виктора отступили вопреки приказу Наполеона, который требовал удерживать позиции и создавать видимость наступления всей французской армии на северо-запад. Установив факт отхода французских войск, Витгенштейн стал медленно двигаться вслед за ними.

Действия Наполеона

Наполеону после поражения под Красным необходимо было решить две главные задачи. Во-первых, приложить все усилия, чтобы сохранить основные кадры войск, которые отступали на запад под постоянными ударами русских регулярных частей и партизанских отрядов. Во-вторых, перед ним стояла труднейшая задача по спасению войск от одновременно удара трёх русских армий, которые вместе насчитывали около 100 тыс. человек.

Находясь в Орше, французский император переформировал 1-й корпус Даву в три батальона, 3-й корпус Нея также свели в три батальона, 4-й корпус Богарне и 8-й корпус Жюно были сведены в два батальона каждый. Наполеон даже приказал собрать знамена всех корпусов и сжечь их. Оставшуюся артиллерию также реорганизовали. В Оршу прибыло 30 орудий из 9-го корпуса Виктора, кроме того в самом городе уже был парк из 36 пушек. Из них сформировали 6 батарей и усилили ими корпуса Нея, Даву и Богарне. Войска получили необходимые боеприпасы и продовольствие из складов в Орше и Дубровне. Из оставшейся конницы был сформирован отряд в 500 офицеров, Наполеон назвал его «своим священным эскадроном». Эти меры повысили боеспособность армии. С прибытием корпусов Виктора и Удино численность армии возросла примерно до 75 тыс. человек, общая же численность с отставшими и больными солдатами, которые тянулись за корпусами, была примерно в 85-90 тыс. человек. Боеспособное же ядро армии составляло примерно 40 тыс. солдат.

В Орше Наполеон получил сообщение, что корпус Виктора не смог выполнить поставленную задачу – он должен был оттеснить армию Витгенштейна за Западную Двину. Получено также было сообщение о захвате Минска войсками Чичагова. Обеспокоенный император приказа Удино немедленно выйти к Борисову, чтобы упредить русских. Корпус Виктора должен был сыграть роль флангового авангарда, он должен был убедить Витгенштейна, что армия Наполеона будет отступать севернее Борисова. После отхода главных сил от Орши, корпус Виктора стал играть роль арьергарда.

9 (21) ноября французские войска оставили Оршу и уничтожили все переправы через Днепр. 10 (22) ноября французы прибыли в Толочин. Здесь было получено сообщение о взятие Чичаговым Борисова. Это известие вызвало беспокойство Наполеона, и он созвал военный совет. Был поставлен вопрос о дальнейших действиях армии. Предлагалось повернуть на север, оттеснить Витгенштейна за Двину, и через Глубокое идти на Вильно. Жомини считал, что можно выйти к Борисову, форсировать Березину и пробиваться на Вильну. В это время поступило донесение Удино об обнаружении брода у деревни Студенки. Это окончательно определило решение Наполеона переправиться у Борисова.

До Борисова армия Наполеона шла три дня. Первым в город вступил Удино, за ним шли гвардейские части. Здесь Наполеон два дня простоял в нерешительности. Удино принял проходившие по правому берегу русские части, выбитые из Борисова и переправившиеся через Березину у Веселова, за авангард Витгенштейна. Когда французский штаб убедился, что это предположение ошибочно, началась энергичная подготовка к переправе. Для отвлечения внимания Чичагова начали готовить ложную переправу у Нижнего Березино, где несколько тысяч солдат были должны проводить демонстративные действия. Настоящую переправу готовили у д. Студенка, в 15 км от Борисова вверх по течению Березины.

Обман удался, Чичагов, как и Витгенштейн был введён в заблуждение. Адмирал предположил, что Наполеон хочет прорываться в сторону Минска, чтобы соединиться с австро-саксонскими войсками. Чичагов вопреки совету начальника штаба Сабанеева и командиров корпусов приказал сосредоточить войска у Нижнего Березино. У Борисова был оставлен корпус Ланжерона, и у деревни Брыли отряд Чаплица. Кроме того, Ланжерон посчитал, что противник пытается восстановить переправу в Борисове и приказал Чаплицу оставить у Зембина только наблюдательный отряд, а остальном силам идти к нему. В результате то место, где французы решили переправиться, было прикрыто отрядом генерала Корнилова в составе одного батальона егерей и двух полков казаков при четырех орудиях.

Наполеон, установив факт перемещения главных сил русской армии к югу от Борисова, приказал немедленно навести переправу через Березину у Студенки. Работы начались 14 (26) ноября под началом инженерных генералов Ж. Эбле и Ф. Шасслу. Один мост предназначался для пехоты, другой для кавалерии, артиллерии и обоза. Сапёрам приходилось наводить переправу в ледяной воде. По свидетельствам очевидцев практически все они потом погибли от холода. В этот же день командиры корпусов получили приказ стянуть войска к переправам.

Генерал Корнилов, обнаружив скопление французских войск у Студенки, открыл по ним огонь из своих орудий. Одновременно он направил Чаплицу известие о подготовке переправы. Однако Ланжерон задержал Чаплица в Борисове. Они оба предполагали, что Наполеон переправившись через Березину, пойдёт не на Вильну, а на Минск. Корнилов не мог помешать наведению переправы. Русская батарея вскоре была подавлена огнем 40 орудий, которые установили на высоком берегу Березины. Под защитой артиллерии переправилась кавалерийская бригада Корбино, а за ней на плотах и стрелковый батальон из дивизии Домбровского. Этих сил было достаточно, чтобы оттеснить отряд Корнилова. Когда мосты были готовы, реку форсировала кавалерия Домбровского, кавалерийская дивизия Думерка, 2-й корпус Удино. Эти силы прикрыли подступы к переправе и овладели Зембинским дефиле, где мосты через болота остались в сохранности. Если бы Чаплиц и Лнжерон разрушили эти мосты, то французы потеряли время. Когда Чаплиц подошёл к месту переправы, то встретил превосходящие силы противника, которые оттеснили его за деревню Стахово. Он послал срочное донесение Ланжерону. Последний послал на помощь только два полка, так как опасался уходить от Борисова, где ещё было много французских войск.

В это время на левом берегу Витгенштейн по-прежнему считал, что войска Наполеона продвигаются к югу от Борисова. Только вечером 14 (26) ноября Витгенштейн решил выдвинуться вперёд и установить связь с Чичаговым. Было очевидно, что если бы Витгенштейн предпринял меры для более глубокой разведки, то он обнаружил место переправы противника и мог занять Студенки, чтобы воспрепятствовать отступлению противника. Однако он также переоценивал силы противника и не хотел принимать удар на свою армию. Сил армии Витгенштейна (35-40 тыс. человек) вполне было достаточно, чтобы выдержать сдержать натиск противника в течение двух дней, тем самым он дал бы возможность Чичагову выйти к угрожаемому участку и подойти армии Кутузова.

В это время Чичагов получил известие, что переправа у Нижнего Березино ложная, а настоящая расположена у Студёнки. Вскоре поступило и сообщение Ланжерона о действиях противника. Адмирал понял, что был жестоко обманут противником и немедленно выступил. 15 (27) ноября пройдя за сутки более 30 верст, армия Чичагова снова вышла к Борисову. Войска были измучены маршем, и им пришлось дать отдых, к Студенке направили только часть кавалерии. В результате 15 (27) ноября французы переправлялись довольно спокойно. В этот день реку форсировали гвардия, 1-й и 4-й корпуса Даву и Богарне. В результате Наполеон имел на правом берегу реки уже 14-15 тыс. боеспособных солдат. 2-й корпус Удино защищал место переправы, а 9-й корпус Виктора удерживал Борисов. К ночи 27 ноября 27 ноября стали прибывать отставшие отряды, толпы бросивших , больных и раненых солдат, гражданские с обозами. Наполеон Бонапарт приказал пропускать только боеспособные, «идущие в строю» группы, повозки не пропускались.

Витгенштейн лишь в конце дня 15 ноября решил выдвинуть авангард к Старому Борисову, а с главными силами идти к новому Борисову. Авангард под командованием генерал-майора Властова, выйдя на опушку леса, через который шла дорога от Старого Борисова к Студёнке, обнаружил французов и начал бой. Это была дивизия генерала Партуно, которая имела задачу удерживать Борисов до завершения переправы. Но Партуно покинул город раньше из-за появления сил Платова и Ермолова. Под началом французского генерала было около 7 тыс. человек. Партуно в сумерках атаковал русские войска, но был отражен с большими потерями. Видя, что он окружен, Партуно послал к Витгенштейну офицера для переговоров о капитуляции, а сам с частью дивизии попытался пробраться лесом к переправе, но не имел успеха и был взят в плен. Утром 16 ноября сложили оружие и остальные французы. Только после этого Витгенштейн понял свою ошибку и решил атаковать французскую армию.

Главная армия в это время готовилась к бою. Приказывая Чичагову и Витгенштейну перекрыть пути отхода на запад и север, Кутузов хотел заставить противника двигаться на юг, где её ожидали главные силы русской армии. 15 (27) ноября Главная армия была остановлена на отдых, готовясь к решающему сражению.

Утром 16 ноября Наполеон по-прежнему удерживал оба берега Березины за собой. Он хотел перевести обоз и корпус Виктора. Он ещё не знал о капитуляции дивизии Партуно и считал, что у Виктора две дивизии. На правый берег переправилось около 20 тыс. человек, ещё примерно столько же оставалось на другом берегу.

Около 10 часов утра Витгенштейн силами Властова атаковал и обрушил огонь артиллерии по скопившимся массам людей у переправы. Виктор пошёл в контратаку, но его удар не имел успеха. Вслед за авангардом Властова, в бой вступила пехотная дивизия Берга и резерв Фока. Упорный бой продолжался до ночи. Артиллерийский обстрел вызвал панику в толпе отступающих, началась давка, люди бросились к переправам. Один из мостов рухнул.

Войска Чичагова в этот день также вышли к переправе и услышав артиллерийскую стрельбу у Студенки, также перешли в наступление. Удар принял на себя корпус Удино. Войска корпуса Сабанеева во время второй атаки почти полностью перебили Висленский легион. Большие потери понесли и другие части французского корпуса. Наполеон направил на помощь Удино войска корпуса Нея, Старую и Новую гвардии. Сам Удино был ранен и заменен Неем. Местность была болотистая, что затрудняло действия конницы, поэтому русские войска смогли только потеснить французов. Вскоре Сабанеев был вынужден прекратить атаки и перейти к артиллерийскому обстрелу. Об ожесточённости боя в этот день свидетельствует число раненых и убитых французских генералов в трех корпуса - 17 человек.

Корпус Платова заняв Борисов вечером 15 (27) ноября, утром 16 ноября переправился на правый берег реки и двинулся в обход к Зембинскому дефиле.

17 ноября Наполеон понял, что артиллерию и обозы не спасти, и приказа Виктору оставить левый берег. Войска этого корпуса расчистили себе дорогу, сбрасывая людей с моста и стали переходить на другой берег. После того как часть войск перешла на другую сторону император приказал генералу Эбле сжёчь переправу. Наполеон опасался, что за корпусом Виктора прорвётся и русская пехота. Было брошено несколько тысяч ещё боеспособных солдат и огромные толпы отставших небоеспособных французских солдат. Они были брошены, чтобы спасти тех, кто успел переправиться. Большинство брошенных утонули, пытаясь переправиться, или были взяты в плен, часть зарубили казаки.

К Зембинскому дефиле Наполеон вывел только 9 тыс. боеспособных солдат (почти половина из них гвардейцы), за ними следовали толпы, которые утратили боеспособность. Французы переправились через болота и уничтожили за собой мосты. Русские войска перешли болото несколько позже, когда усилившиеся морозы сковали их льдом.

Итоги

Общие потери французской армии за 14–17 (26–29) ноября достигли 50 тыс. солдат (по другим данным 35 тыс. человек). Причем примерно 20 тыс. было потеряно из числа боеспособной части армии, в ходе боев с силами Витгенштейна и Чичагова. Только пленными русские захватили 5 генералов, 427 штаб- и обер-офицеров, около 23,5 тыс. солдат. Фактическая «Великая армия» Наполеона перестала существовать. Переправа через Березину и сопутствующие бои стали катастрофой для французской армии. Русская армия потеряла за это время 6-8 тыс. человек.

Наполеону удалось избежать на реке Березине окружения и полного поражения, которое могло привести к капитуляции остатков армии вместе с императором. Наполеон смог прорваться в Вильно. Были сохранены цвет генералитета, большая часть офицерского корпуса и императорской гвардии. В результате Наполеон сохранил костяк армии, который он мог нарастить, использовав войска стоявшие в Европе, проведя новую мобилизацию во Франции.

Наполеону удалось прорваться больше из-за ошибок Чичагова и Витгенштейна, а не благодаря своему умению. Стечение обстоятельств и ряд ошибок русских генералов спасли французского императора. Более активные и решительные действия армий Чичагова и Витгенштейна могли привести к более блестящей победе. С другой стороны, есть мнение, что это был лучший исход для этого боя. Принудив Наполеона дать решающий и возможно последний бой, русские армии понесли бы огромные потери. А в результате сражения при Березине «большая армия» Наполеона и так фактически перестала существовать. Кутузов сохранил солдат, решив стратегическую задачу по ликвидации вражеской армии, с минимальными потерями.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Березина. Название этой реки известно многим европейцам и почти каждому французу. Оно давно стало нарицательным. События на р. Березине были последним громким аккордом войны 1812 г. Переправа армии Наполеона через реку проходила в условиях ожесточенных боев. Память об этом событии долгие годы сохраняется у французов.

Петер фон Хесс "Переправа через Березину"

Напомним, что 28 ноября 1812 г. (все даты даны по новому стилю) одновременно произошли два сражения на берегах р. Березины между русской армией и отступающей Великой армией Наполеона. Французскому императору для обеспечения переправы своих войск через Березину пришлось вступить с русской армией в сражение. Утром 28 ноября войска 3-й западной армии адмирала П. В. Чичагова атаковали на правом берегу Березины 2-й армейский корпус Великой армии под командованием маршала Н. Ш. Удино. Одновременно генерал П. Х. Витгенштейн, командующий 1-м пехотным корпусом, начал наступление на 9-й армейский корпус маршала К. П. Виктора на левом берегу Березины.

В течение целого дня солдаты Наполеона ожесточенно сражались, пытаясь не допустить выхода русских к переправе. В начале битвы на правом берегу Удино был ранен и Наполеон передал командование маршалу М. Нею. Кульминационный момент в сражении наступил, когда Чичагов отправил в атаку полки под командованием генерал-лейтенанта И. В. Сабанеева. Французская кавалерия генерала Ж. П. Думерка отразила атаку. После этого сражение распалось на отдельные стычки. В 11 часов вечера Витгенштейн прекратил наступательные действия. Благодаря этому возникла возможность для французской армии переправиться на правый берег Березины. Окружить и разбить французскую армию не удалось. Но она понесла большие потери. Около 50 тыс. из 75 – 80 тыс. человек, дошедших до Березины, не смогли переправиться через реку. Это было для Великой армии катастрофой.

Память французов о событиях на Березине в 1812 г. складывалась на основе разнородных версий, которые, в свою очередь, исходили из сложнейшей гаммы чувств и представлений участников русской кампании, из противоречивой интерпретации источников, из вольной трактовки событий беллетристами. Решающим периодом в формировании образа во французском сознании стал XIX в. Бурные события истории Франции после падения Первой империи способствовали обостренному восприятию прошлого и формированию мифов о драматических событиях русской кампании 1812 г.

Французская версия о событиях на Березине начала зарождаться еще в ноябре 1812 г. Уже первые строки документов за этот период должны были навести на мысль о сложности и даже почти «невыполнимости» Березинской операции. Оказавшись в сложнейших условиях отступления, Наполеон судорожно искал возможности выхода армии из России. 11 ноября из Смоленска он обозначил своей основной целью спасение армии: «Порекомендуйте администрациям Минска и Вильно не использовать против врага [находящиеся там] полки; это уничтожит резервы без определенного результата; необходимо, чтобы эти полки оказались вне сражения. Это позволит остановиться в Минске или в Вильно на несколько дней».

Отметив необходимость сохранить армию, Наполеон в то же время приказал Виктору атаковать войска Витгенштейна, чтобы освободить путь на Петербург: «Император может остановиться на зимние квартиры в Витебске. Мы будем готовиться к следующей кампании для движения на Петербург. Если вы сможете успешно атаковать врага, то мы займем зимние квартиры». Французский император, убеждая Виктора в необходимости атаковать врага, пытался войсками 9 корпуса прикрыть центральные силы. Отдав из Смоленска указания о дальнейшем пути движения Великой армии, Наполеон способствовал формированию разнообразных вариантов отступления Великой армии, в частности, при переходе через Березину.

Перед тем как начать движение к Березине, войска основной группировки Наполеона остановились в Смоленске. Солдаты бросились писать письма домой. В большинстве писем чувствовалось убеждение солдат в том, что император готовится к походу на Петербург. Однако мысли большинства адресантов были далеко от войны, они ожидали ее скорейшего окончания.

Письма, отправленные из Смоленска, хорошо отразили то эмоциональное состояние чинов французской армии в последние дни войны, которое в дальнейшем повлияет на формирование исторической памяти французов об отступлении из России и событиях на Березине. Впечатления отдельных солдат дают возможность представить моральное состояние Великой армии перед «кровавой» Березиной.

Полковник П. Ф. Буден связывал с ужасной дорогой от Дорогобужа до Смоленска окончание войны: «На дороге, по которой мы отступали, закончилась наша война. Мы ожидаем здесь корпуса армии (3 корпус Нея). Нас объединяет единая участь, и мы не оставим друг друга. Зимние квартиры будут размещены где-то недалеко». Для него военное счастье – уже не в победе, а в том, чтобы солдатам удалось сохранить верность дружбе.

Для аудитора Государственного совета А. Бергони ситуация была не такой уж обнадеживающей: «Армия постоянно находится в движении. Я не могу укрыться под крышей. Многие люди в армии более счастливы, чем я. Я не встретил дружеского участия. Мне хотелось бы получить поддержку, уважение, но я начинаю отчаиваться». Генерал Ж. Р. Брюйер разочаровался в призвании военного: «Военное мастерство сделалось утомительным. Я больше не могу думать о чести и о том, чтобы проявлять самопожертвование в делах службы. Я очень надеюсь, что мы остановимся на зимние квартиры».

9 ноября генерал Ж. А. Жюно, командир 8 армейского корпуса, написал жене о том, что смягчило для него тяжелейшие проблемы кампании: «По дороге мы терпели ужасные испытания. Не думай, что я нахожусь в хорошей гостинице. Счастье для меня думать, что мы скоро будем вместе. Ваша любовь подкрепляет и дает мне силы».

Фабер дю Фор Христиан Вильгельм "Переправа через Березину"

Мысль о продолжении войны на тот момент уже была скорбной для основной части Великой армии, но они продолжали идти за своим императором. Граф М. А. Ламберт растерянно написал: «Мы не знаем, где мы остановимся, и куда нас направят, чтобы снова увидеть все то, что мне дорого, Париж или Петербург».

Лейтенант А. Боно начал свое письмо с решительного заявления: «Мы переждем зиму в Вильно, а затем мы собираемся вернуться в нашу страну. Мы надеемся найти Европу в старых границах». После этих слов вдруг немыслимая грусть охватила его: «Это отчаяние мы будем помнить всегда. Более старые солдаты никогда не участвовали в кампании, подобной этой».

Солдаты повсеместно проникаются чувством неуверенности в исходе кампании. Этот тон разочарования – голос людей, потрясенных ужасами войны. Каждый солдат искал разные способы борьбы с этим чувством. Так, шеф батальона О. де Ларибуасьер утешал себя надеждой на награды: «Император должен оценить действия, которыми мы служили примером для других. Не просто проявлять мастерство в таких обстоятельствах».

Генерал Ж. Д. Компан, обратившись к состоянию Великой армии в Смоленске, написал жене: «Я получил подлинные доказательства самоотверженности всех людей». П. Дарю, главный интендант французской армии, вполне солидарен с Компаном: «В ужасных обстоятельствах все люди проявляют честь и усердие». Маршал Ф. Ж. Лефевр написал 12 ноября: «Мы будем защищаться до последнего вздоха».

Ясное понимание своего долга выразил генерал Ж. Г. Сент-Шарль в письме к жене: «Препятствия меня огорчают. Я разочарован в своей жизни. Но невозможно отклониться от службы». Кастеллан, примирившись с условиями отступления, отметил в дневнике: «Все мои возможности – служить в этих обстоятельствах, другого выбора нет».

В это время Наполеон испытывал те же самые чувства тоски по дому, которые выразил в письмах жене. После пережитых испытаний и разочарований он уже не будет писать ей о военных проектах, он желал одного: «Я хочу увидеть сына».

Обессиленные французские солдаты уже не стремились к достижению громких побед. В период отступления нечто более ценное открылось для них в войне – солдатская дружба, верность Родине и императору. Возможно, победа для них заключалась уже не в разгроме врага, а в сохранении традиций воинского братства. Из Смоленска Великая армия направилась к одной из ужаснейших катастроф в истории под названием «Березина».

На тот момент в проектах Наполеона переход через Березину фигурировал как спасительный путь, который позволил бы обеспечить армии отдых в районе Минска. После захвата русской армией Минска и моста в Борисове Наполеону окончательно пришлось расстаться с идеей возобновления новой кампании путем движения на Петербург.

19 ноября армия Наполеона прибыла в Оршу, где ей удалось подкрепиться кое-какими припасами. Несомненно, император чувствовал всю опасность создавшегося положения для Великой армии. 20 ноября он предупредил жену: «Тебе придется несколько дней побыть без писем от меня».

Наполеон, узнав о расположении армии адмирала Чичагова в районе Березины, осознал тот факт, что эта река может стать знаковым местом в истории русской кампании. С этого момента французский император начал посылать своим войскам довольно противоречивые сообщения по поводу отступления Великой армии в направлении Минска либо Вильно. Замешательство императора, а может быть, обдуманный, но тщательно скрываемый план действий, приведет в дальнейшем к нескончаемым спорам французских историков о роли событий на Березине в проектах Наполеона.

В любом случае Березина должна была стать местом вероятного сражения с русской армией. Задачу атаковать врага на правом берегу реки Наполеон возложил на второй корпус Удино. По-видимому, маршал в своих действиях преследовал именно эту цель. 26 ноября из Борисова Удино предупредил, что собирается атаковать врага под Стаховым для освобождения дороги на Минск. «Я атакую завтра врага, мы выйдем на дорогу к Минску», – с полной уверенностью сообщил Удино в тот же день начальнику Главного штаба Великой армии маршалу Л. А. Бертье. В последний раз император напомнил маршалу о необходимости атаковать врага 27 ноября. Таким образом, можно предположить, что Наполеон допускал мысль о сражении с войсками Чичагова.

F. De Myrbach "Переправа французких войск через реку Березину 26-29 ноября 1812 года"

О победе французов на Березине сообщили французскому обществу газеты. В «Журналь де Л’Ампир» за январь 1813 г. были опубликованы следующие строки: «Несмотря на то, что силы солдат иссякли, нашлись еще герои в Великой армии. Довольно быстро Чичагова удалось одолеть». Приведенная ремарка о событиях на Березине стала основой для формирования массового представления о последних неделях Великой армии в России.

Несомненно, в памяти участников тех трагических и знаменательных событий «Березина» запечатлелась в более многоликом образе. Русская кампания 1812 г. стала частью их жизни. Многие солдаты Великой армии Наполеона не только приобрели военный опыт, но и получили тяжелейший удар, надломивший, а иногда и сломавший их жизни и судьбы. В памяти каждого участника особо запечатлелись события на Березине как своего рода символ окончания войны, торжество надежд на то, чтобы снова увидеть Францию. После завершения русской кампании личные переживания французских солдат не вызвали интереса у общественности, эти переживания долгое время жили лишь в памяти отдельных ее участников. Первые труды о событиях на Березине, раскрывавшие участие в них простого солдата, были представлены в завуалированной форме.

Первым создал подобное произведение, пытаясь описать восприятие событий на Березине французским солдатом, был Ш. П. Бургоэн, адъютант 5 вольтижерского полка Молодой гвардии. Он в художественной форме воспроизвел переписку своего брата А. Ж. Бургоэна, адъютанта маршала М. Нея, из России. Опубликованные письма были написаны от имени вымышленного Альфреда, в образе которого угадывается А. Ж. Бургоэн.

После нескольких недель пребывания в плену Альфред вспомнил о сражении на Березине: «Вот грустная история моих последних дней. Это сражение любви и чести было пропитано болью! Оно было горьким! Мой храбрый полк был там, и мои товарищи сохранили верность императору». Образ сражения «любви и чести» напоминает представления о войне в тех самых письмах солдат из Смоленска, для которых на тот момент основной смысл русской кампании заключался в выполнении их воинского долга.

Французское общество в первой половине XIX в. не проявило интереса к этим переживаниям и впечатлениям рядовых участников сражения. Бывшие солдаты Великой армии были погружены тогда в анализ хода военных действий и политики бывшего императора. Образ Наполеона становится объектом манипулирования в политической борьбе между бонапартистами и анти-бонапартистами. Поэтому и рассмотрению подверглась лишь моральная сторона действий французского императора, но отнюдь не вопросы военной стратегии.

Капитан инженерных войск Э. Лабом, преследовавший целью умалить роль Наполеона в событиях войны 1812 г., обвинил императора в том, что в Березинской операции тот обрек свои войска на уничтожение. По словам Лабома, французские солдаты блестяще справились со своей задачей. В представлении автора, преодоление армией препятствий, вступление в сражение в столь неблагоприятной ситуации можно считать победой: «В этой плачевной ситуации наши солдаты с жаром отстаивали честь армии». Труд Лабома вызвал волну возмущения в среде бонапартистов, от лица которых выступил генерал Ф. Ф. Гийом де Водонкур. Он подчеркнул выдающуюся роль Наполеона в сражениях на Березине и заявил о том, что император выполнил свой долг и спас армию.

Полемика вокруг имени Наполеона привела к отказу французов от глубокого изучения хода военных действий на Березине. Первые труды о войне 1812 г. преследовали единственную цель – возвысить, восстановить честь Великой армии, тем самым сформировав представление у нации о нравственной победе французов на Березине.

И все же уже в 20-е годы XIX в. стали появляться первые научные исследования, посвященные Березинской операции. Полковник Ж. Шамбре, исследовав документы войны 1812 г., пришел к выводу о том, что Наполеон планировал пройти к Минску через Зембин, и в этом проекте сражение на правом берегу реки мыслилось им как отвлекающий маневр. Описание битвы автор закончил картиной атаки французской кавалерии, полностью проигнорировав действия швейцарских и польских полков.

В 1827 г. секретарь Наполеона барон А. Фэн опубликовал труд «Рукопись 1812 г.». Историк и участник событий, Фэн рассматривал операцию на Березине как результат реализации осознанного и целенаправленного плана действий со стороны французов. По словам автора, император приказал маршалу П. К. Виктору сдерживать силы генерала П. Х. Витгенштейна, а основной части армии идти против Чичагова. Подводя итоги сражений, Фэн ограничился фразой: «Враг не достиг желаемого».

"Переправа наполеоновской армии через Березину 26–29 ноября 1812 г." Литография по оригиналу П. Гесса

По мнению Наполеона, достойным противником французов были только «великие холода», которые им так и не удалось победить. Император поверхностно описал сражения на р. Березине, упомянув лишь о столкновении Удино с Чичаговым. Он счел излишним подводить какие-либо итоги сражений, так как основной целью армии было достижение Вильно, и сражение на Березине никакой роли в стратегических проектах французской армии не сыграло. Император так подытожил итоги войны 1812 г.: «Русская кампания была победна, чудесна, трудна».

Последующие историки не смогли освободиться от давления столь авторитетного мнения. Поэтому фактически именно Наполеон заложил основу будущих концепций истории войны 1812 г., в том числе, в отношении переправы через р. Березину.

Реакцией на возрождение культа императора стала книга «Поход в Россию» бригадного генерала графа Ф. П. де Сегюра. «Вновь всходит звезда павшего человека. Я нахожу его деятельность исключительно гибельной», – писал он. Сегюр прошел русскую кампанию рядом с Наполеоном. Не удивительно, что он обратился к описанию психологического состояния императора. В частности, обратившись к событиям на Березине, он поставил в упрек императору отчаяние, которое тогда овладело им: «23 ноября Наполеон как акт отчаяния сжег всех орлов».

С помощью особого художественного стиля автор усилил трагизм событий на р. Березине, позволив нам почувствовать состояние тех людей, которые прошли через ужас переправы и сражений, заставив проникнуться уважением к стойкости французов. Он писал: «Но даже безоружные, даже умирающие, даже не знающие, как им перебраться через реку и пробиться сквозь неприятеля, они не сомневались в победе». Обратившись к самой переправе, Сегюр искренне признавал, что имели место бесчестные, жуткие по своей аморальности действия, но вместе с тем подчеркнул, что нельзя забывать и о совершенных в те дни и часы благородных поступках. По его мнению, французы не смогли победить только природу. В целом работа Сегюра должна была утвердить идею величия и героизма французского солдата. Одна французская газета того времени писала: «Это была ужасная кровавая баталия. Переход через Березину вызвал живой интерес в обществе. Все люди обратились к описанию Сегюра».

Однако, как ни странно, некоторых современников Сегюра возмутило принижение им роли Наполеона. Ординарец бывшего императора Г. Гурго даже выпустил книгу «Наполеон и Великая армия», в которой подверг резкой критике работу Сегюра. Гурго двигало чувство глубокой преданности к Наполеону. И это было не удивительно. Во время похода в 1812 г. он постоянно находился при Наполеоне, три года провел с императором в изгнании на острове Св. Елены, а после до конца своих дней боролся за возрождение памяти о французском императоре.

В своей работе Гурго высказал в адрес Сегюра вполне разумный упрек в том, что тот не дал глубокого анализа военных действий: «Сожалею, что Сегюр не описал в деталях прекрасное сражение, которое поддержал маршал Ней со своим 3 корпусом. Почему он не упомянул эту атаку, которая отодвинула линию русских до лесов, несмотря на ужасный огонь?». В этом отрывке Гурго вел речь о сражении на правом берегу Березины 28 ноября. Но и он, увлеченный критикой книги Сегюра, также отказался от военного анализа Березинской операции. Задача Гурго заключалась не в том, чтобы описать ход военных действий Великой армии, а в том, чтобы возвеличить Наполеона, по его мнению, униженного Сегюром. Ординарец противопоставил свой образ решительного императора жалкому и отчаявшемуся образу Наполеона, нарисованному Сегюром: «Ничего не говорило о том, что император впал в отчаяние. Он добился того, чтобы переход через Березину совершился в порядке». Подводя итоги сражений, автор заключал: «Все шансы на успех были на нашей стороне, потому что наша армия смогла проявить мужество даже в этих обстоятельствах».

В период Реставрации в общественном сознании Франции Березина преподносилась как последняя победа Великой армии в России. Участники тех событий использовали описание сражения для оправдания или осуждения личности Наполеона. Благодаря этому возникли противоречивые картины одного и того же эпизода недавнего прошлого, но общих для этих картин была идея, что французский солдат проявил на Березине высокие моральные качества.

Падение династии Бурбонов, которая дискредитировала себя в глазах не только либералов, но и роялистов, разбудило в сознании французов память о Наполеоне как воплощении идеалов свободы, процветания и величия Франции. Апологетическим тоном наполнились и сюжеты, связанные с событиями на Березине в 1812 г. В период Июльской монархии страсти и эмоции вокруг русской кампании 1812 г. стали остывать. События той эпохи становятся для французов далекой историей, а солдаты Великой армии героями художественного романа.

Юлиан Фалат "Мост через Березину"

Авторы этого времени пытались вызвать сочувствие у читателей к состоянию армии и к императору, которому пришлось пережить гибель своего создания. На страницах этих произведений уже не чувствуется победный восторг, а господствует мнение, что сражения на Березине не имели особого значения в русской кампании 1812 г. С выходом в 1842 г. мемуаров инспектора смотров в кабинете начальника штаба Великой армии барона П. П. Деннье в науке появился иной вариант сокрытия трагических последствий переправы через Березину. Деннье высказал мысль о том, что солдаты Великой армии просто не придали особого значения сражениям на Березине.

Обострение социальной обстановки в конце Июльской монархии возродило память о «Березине» как о крушении великих идей Франции, бессмысленности всех жертв, принесенных на алтарь войны. Катастрофическая переправа стала символом разочарований для В. Гюго. Для него самого история Наполеона стала частью жизни и творчества. Он часто сравнивал современную ему Францию с эпохой великого императора. В период революции 1848 г. он так вспоминал о гибельной переправе Великой армии через Березину: «О несчастные люди! Когда они обещают мир, они развязывают войну. Когда они создают империю, наступает 1812 г. Когда они переходят реку, это мост через Березину».

После бурных событий 1848 г. в литературе и историописании появляется проблема роли обычного человека в истории, и это приводит к героизации действий французских солдат на Березине. Были опубликованы мемуары участников русской кампании 1812 г., в которых упоминалось лишь сражение на правом берегу Березины и высказывалось восхищение храбростью французов. Образ Наполеона на страницах этих произведений теперь появляется не часто.

Таким образом, в период Июльской монархии в изображении Великой армии на Березине наблюдался отход от торжественного, героического стиля к более тонкой психологической картине. Образ Березины стал героической трагедией, легендой французской истории. После падения Июльской монархии «Березина» воскрешалась на страницах французских мемуаров как близкое, родственное событие, связанное с героизмом французских солдат.

В период Второй империи ситуация значительно изменилась. С возрождением культа Наполеона «Березина» стала символом гениальной военной операции императора. Именно в эту эпоху возникшие в прошлые годы противоречивые образы французской памяти о «Березине» стали постепенно объединяться в единый образ.

Поражение Франции в войне с Германией в 1870 – 1871 гг. способствовало процессу героизации прошлого страны. С этого момента сражение на Березине утвердилось в сознании французов как бесспорная победа Великой армии. Источники, в которых содержалась хотя бы доля сомнений в истинности этого утверждения, были «забыты».

Все описания сражений на Березине стали преследовать лишь одну цель – подчеркнуть победу Великой армии. Усилению этого представления способствовала массовая публикация мемуаров участников русской кампании 1812 г. Казалось бы, основная часть французских солдат признавала, что на Березине их войска представляли лишь осколок былой Великой армии. Однако сделанный французскими мемуаристами акцент на ослаблении армии способствовал возвышению ее героизма, самоотверженности и верности Наполеону. Картины катастрофы, холода, голода исчезли. Возродился и окончательно утвердился созданный еще в эпоху Реставрации образ «Березины» как моральной победы Великой армии.

Важной вехой в научном изучении операции на Березине в период Второй империи стал выход монографии крупнейшего историка и политического деятеля А. Тьера. Он представил более обстоятельную картину действий французов и русских на р. Березине. Главной целью Наполеона в операции на Березине Тьер назвал объединение французских армий, которые действовали в центре и на флангах; однако этого так и не было достигнуто. Свои упреки автор адресовал Наполеону. В свою очередь, действия русских, в представлении историка, выглядели более организованными и хорошо спланированными. Он пришел к достаточно смелому для французского историка выводу: «Чичагов и Витгенштейн уничтожили французскую армию».

Все аргументы, приведенные автором, казалось бы наводили на мысль о поражении Великой армии. Однако трагичность ситуации, в которой французы нашли силы для продолжения борьбы, не позволила Тьеру «разделаться» с памятью о героической переправе через Березину. Так, подвергнув критике действия Наполеона, он подвел следующий итог: «Мы испытали чувство действительного триумфа, триумфа кровавого и болезненного».

В конце XIX в. французские газеты продолжали часто обращаться теме победы Великой армии на Березине. Но буквально через несколько лет ситуация изменится. В 90-е годы XIX в. Россия и Франция начнут быстрое военно-политическое сближение.

Это заставит французов значительно пересмотреть свое представление о войне 1812 г. Накануне Первой мировой войны газета «Ле Тан» писала: «Великая армия перешла реку без сражения с русскими. Во Франции и в России помнят драму войны 1812 г. Это была наша общая победа».

"Переправа через Березину" Худ. В. Адам. Середина XIX в. Бумага, литография, раскрашенная акварелью

Наиболее значительное исследование этого периода принадлежит историку Ж. Тири. Описывая отступление Великой армии, он акцентировал внимание на проявлениях чести и мужества среди французских солдат. На основе внушительного объема документов историк попытался проанализировать ход Березинской операции и сделал вывод о победе Великой армии. А историк К. Грюнвальд, имевший русские корни, обратился к мемуарам участников русской кампании 1812 г. Он писал: «Гениальность Наполеона расстроила честолюбивый план русских по окружению Великой армии на Березине».

Последующие историки начали старательно обходить тему отступления французов из России, приняв тезис о победе на Березине как истину, не требующую доказательств. Подобное мнение встречается в трудах Р. Дюфресса и Ж. Тюлара. В исследованиях историков Ж. Будона и А. Пижара подчеркивается, что Великая армия не была побеждена русской, она выиграла все сражения, в том числе и при Березине.

Французский историк Ф. Бокур посвятил много лет изучению событий на Березине. Именно ему принадлежит инициатива и создание памятника Великой армии на Березине, на котором высечены слова: «Солдатам Великой армии, проявившим смелость во время переправы через Березину». Подобной торжественностью наполнены научные работы историка, в которых он постарался отметить участие и заслуги, помимо французских солдат, еще и русских, немецких, швейцарских, голландских, польских войск. Однако его вердикт остался прежним, характерным для французских историков: «Несмотря на превосходство русских сил, Великой армии удалось сохранить свои позиции в сражениях на Березине». Деятельность Бокура, которая на долгие годы оказалась связанной с Белорусским государственным университетом и научными центрами России, придала исследованиям событий на Березине новый импульс.

В отличие от французской исторической традиции в отечественной науке не сложилось какого-либо целостного взгляда на это событие. Главный вопрос, который волновал отечественных историков на протяжении двух веков – почему, а точнее – по чьей вине не удалось реализовать план окончательного уничтожения Великой армии на р. Березине. Начало этим спорам было положено еще в 1812 г. Главным виновником незавершенного разгрома Великой армии традиционно стали называть адмирала П. В. Чичагова. И тем не менее в серьезных исторических исследованиях (А. И. Михайловский-Данилевский, М. И. Богданович и др.) авторы предпочитали более обтекаемые формулировки. «Но армия его должна была понести конечное поражение, если бы с нашей стороны действия были искуснее и решительнее», – писал, например, Михайловский-Данилевский.

Нередко русские исследователи умаляли значение событий на Березине в общих военно-стратегических планах русских. Одним из первых подобную идею выразил Л. Н. Толстой, чей великий роман предопределил многие черты в развитии отечественного историописания войны 1812 г. «В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели», – написал он.

В 60-х годах XIX в. оригинально подошел к оценке последствий событий на Березине историк А. Н. Попов. По его мнению, в условиях переправы через р. Березину и речи быть не могло о чьей-либо победе: «Победы не достигла ни одна из боровшихся сторон, но цели сражений одинаково были достигнуты противниками. Наполеон совершил переправу, русские довершили разгром Великой армии».

В 1894 г. В. И. Харкевич опубликовал книгу о Березинской операции. Обращаясь к итогам сражения, историк акцентировал внимание на том, что «французская армия оказалась спасенной. Нужды нет, что она давно утратила свою боевую силу. Уцелело ее ядро, из которого после выросла новая армия». Неудачный исход кампании Харкевич всецело объяснил тактическими ошибками русского командования.

Знаменательно для отечественной науки то, что в неудачах русских В. И. Харкевич обвинял не Чичагова, как было принято, а Витгенштейна: «Весьма веские соображения должны были побуждать Витгенштейна начать движение на Студянку, не теряя ни одной минуты. Только в этих условиях мог он рассчитывать на достижение существенных результатов. Тем не менее, Витгенштейн отказался от движения к пункту переправы французской армии и остановился на решении идти на мызу Старый Борисов».

Традиция возлагать ответственность за ограниченный результат русской армии при Березине на одного Чичагова, либо на Чичагова и Витгенштейна была продолжена в советское время. Так писали об этих событиях Е. В. Тарле, Л. Г. Бескровный и др.

Перемены в отечественной историографии наступили только к концу XX в. Историк И. Н. Васильев в своем исследовании поставил цель – «вернуть доброе имя адмиралу Чичагову в памяти потомков». Проанализировав стратегические итоги сражения для Великой армии, он пришел к выводу: «Несмотря на все усилия русских войск французской армии в этот день удалось сохранить за собой переправу, отбросив войска Чичагова, нанеся при этом им значительный урон и продолжая контролировать дорогу на Зембин».

Особую роль исследование березинских событий стало играть в деятельности историков Белоруссии. В 90-е годы XX в. на Березине были установлены памятники, посвященные русским, французским, швейцарским солдатам. Белорусская земля хранит множество тайн о событиях на Березине в 1812 г. До сих пор поисковики, археологи мечтают найти сокровища Наполеона. Из поколения в поколение в Белоруссии передаются легенды, связанные с кладом французского императора. Белорусский историк А. И. Груцо многие годы ведет археологические работы на месте сражений, результаты которых публикует в своих исследованиях.

Таким образом, отечественная историческая память о сражениях на Березине складывалась из противоречивых мнений – от убежденности в победе русского оружия до критики действий русского командования, которое не смогло обеспечить полного поражения армии Наполеона. Французская память, наоборот, несмотря на резкие политические изменения во Франции в течение двухсот лет, оставалась достаточно статичной.

События, связанные с переправой Великой армии на Березине в 1812 г., прочно вошли в историческое сознание Франции. Но оценки этих событий всякий раз приобретали новое звучание, когда французы оказывались на изломе своей национальной судьбы. Березина стала достоянием исторической памяти французской нации как воплощение героизма и военного успеха. Это запечатлено на страницах газет, научных трудов, в произведениях писателей. Французы верят в созданную ими легенду. Только два памятника на местах сражений, посвященные русским и французским солдатам, как символ примирения бывших противников в войне 1812 г. дают надежду на достижение согласия в представлениях русских и французов, на понимание, что в событиях на Березине не было победивших и проигравших, виноватых и оправданных.

Постникова А. А.
Аспирант кафедры всеобщей истории Уральского государственного педагогического университета.

Переправа через Березину.
Изображение перепечатывается с сайта «1812 год».

БЕРЕЗИНА, река в Белоруссии, на которой вблизи города Борисов 14(26)-17(29) ноября 1812 произошло сражение между отступавшей из России армий Наполеона и русскими войсками, пытавшимися отрезать ей пути отхода. Замысел русского командования заключался в том, чтобы корпусом генерала П. X. Витгенштейна с севера и 3-й Западной армией адмирала П. В. Чичагова с юга занять оборонительную позицию на линии рек Улла, Березина фронтом на восток и отрезать Наполеону пути отхода на запад. Главная группировка русской армии под командованием генерал-фельдмаршала М. И. Кутузова преследовала французскую армию с востока. 11(23) ноября к Борисову подошел авангард противника во главе с маршалом Н. Удино. 12(24) ноября Чичагов, переоценив силы противника, отвел войска (около 30 тысяч человек) из Борисова и отошел на правый берег Березины от Зембина до Уши.

Удино получил приказание удерживать Борисов и начать постройку переправы севернее Борисова у деревни Студенка. Армия Наполеона, соединившись с войсками маршалов Удино и К. Виктора, 14(26) ноября подошла к Березине. Наполеон силами 85-90 тысяч человек (из них до 40 тысяч боеспособных) решил форсировать Березину у деревни Студенка (в 15 км от Борисова вверх по течению), а чтобы отвлечь внимание русских от места переправы, предпринял демонстративные действия ниже по течению реки. Чичагов, введенный в заблуждение действиями французов, отвел свои силы на 25 км южнее Борисова, оставив у брода напротив Студенки небольшой заслон. Утром 14(26) ноября передовые части корпуса Удино перешли Березину вброд и оттеснили заслон к Стахово. К вечеру по двум мостам, построенным у Студенки, переправились главные силы Наполеона (около 19 тысяч боеспособных). 15(27) ноября на левом берегу войска Витгенштейна (40 тысяч человек) и передовые отряды главной группировки Кутузова (25 тысяч человек) окружили в районе Борисова и принудили к сдаче дивизию генерала Л. Партуно (около 4 тысяч человек). 16(28) ноября на Березине разыгралось сражение: на правом берегу переправившиеся войска маршалов М. Нея и Удино (около 12 тысяч человек) успешно отразили наступление войск Чичагова, а на левом берегу (у Студенки) войска Виктора (около 7 тысяч человек) продержались до вечера против войск Витгенштейна, ночью перешли реку. Утром

17(29) ноября по приказу Наполеона мосты у Студенки были сожжены. На левом берегу остались обозы и около 40 тысяч отставших солдат, большинство из которых утонуло при переправе или попало в плен. Всего противник потерял около 50 тысяч человек, а русские - 8 тысяч. Вследствие ошибок Чичагова и нерешительных действий Витгенштейна Наполеону удалось избежать полного разгрома и отступить к Вильно, сохранив боевое ядро своей армии.

Использованы материалы кн.: Военный Энциклопедический Словарь. М., 1986.

Березина - сражение 14-16 ноября 1812 г. между французской армией и русскими войсками (Отечественная война, 1812).

Березина - река в Белоруссии, на берегах которой 14-16 ноября 1812 г. произошло сражение между французской армией под командованием императора Наполеона (75 тыс. чел.) и русскими войсками под командованием адмирала П.В. Чичагова и генерала П.Х. Витгенштейна (80 тыс. чел.). После Красного кольцо вокруг наполеоновских войск начало сжиматься. С севера подходил корпус Витгенштейна (50 тыс. чел.), а в Минске уже стояла пришедшая с Украины армия Чичагова (30 тыс. чел.). У Березины они готовились сомкнуться и отрезать Наполеону пути отхода из России.

9 ноября авангардные части Чичагова подошли к Березине и взяли город Борисов. Но вскоре их выбил оттуда корпус маршала Н. Удино. Русские отступили на правый берег и взорвали за собой мост. Березина еще не замерзла, и когда 13 ноября к Борисову подошли главные силы Наполеона, они уперлись в речную гладь. Южнее Борисова находилась еще одна переправа. Наполеон послал туда корпус Удино. Но это был лишь обманный маневр. Подобной демонстрацией Наполеон создавал видимость того, что стремится захватить переправу южнее Борисова.

Адмирал принял этот маневр за попытку Наполеона прорваться на соединение с действовавшим в Западной Белоруссии корпусом фельдмаршала К. Шварценберга. В результате корпус Удино увел за собой в никуда почти всю чичаговскую армию, которая и так не обладала большой численностью. Фактически у Чичагова на Березине находилось под ружьем 20 тыс. чел., с которыми он пытался прикрыть почти 60-километровый участок возможного прорыва французских войск, общая численность которых значительно превосходила силы русских за Березиной.

Пока Чичагов двигался в южном направлении, вниз по реке, основные события разворачивались в 15 км севернее Борисова, у деревни Студенка (ширина реки достигала там 50 м), где польские уланы отыскали брод, а французские саперы навели временные мосты. По ним 14 ноября французская армия начала переправу на правый берег. Тем временем Витгенштейн, опасавшийся столкновения с основными силами Наполеона, действовал осторожно и медлил с выдвижением к Березине. Он вышел к реке лишь 15 ноября, когда переправа уже началась. К тому времени на левом берегу ее прикрыл корпус маршала К. Виктора.

В течение двух дней французы, отражая атаки разрозненных русских отрядов, переправлялись на западный берег. 15 ноября в Борисов ворвались посланные М.И. Кутузовым авангардные части преследования под командованием атамана М.И. Платова и генерала А.П. Ермолова . Сам Кутузов не спешил к Березине, надеясь, что и без него там достаточно сил для ликвидации французской армии. Стоит отметить, что план окружения Наполеона на Березине не предусматривал единого командования. Это предопределило несогласованность действий российских командующих, каждый из которых принимал решения самостоятельно. Когда Чичагов, поняв свою оплошность, возвратился к Борисову, наполеоновские войска уже закрепились на правом берегу реки.

16 ноября по обеим сторонам Березины закипел жестокий бой, ставший кульминацией битвы на Березине. Чичагов пытался отбросить прикрывавшие студенскую переправу французские части на правом берегу. Витгенштейн атаковал корпус маршала К. Виктора, который прикрывал переправу на левом берегу. Лесистая местность препятствовала действиям кавалерии, составлявшей почти половину численности чичаговских войск. До 11 часов ночи шел упорный фронтальный стрелковый бой, стоивший обеим сторонам больших потерь.

Из-за малой пропускной способности наведенных мостов, огромного скопления людей и обозов, паники, усиления натиска русских прорваться на запад удалось лишь трети войск Наполеона (25 тыс. чел.). Остальные (около 50 тыс. чел.) погибли в боях, замерзли, утонули или попали в плен. Опасаясь захвата русскими переправы. Наполеон 17 ноября велел уничтожить ее, бросив на левом берегу свои войска. Современники отмечали, что местами река была доверху завалена трупами людей и лошадей. Русские потеряли в этом сражении 8 тыс. чел. После Березины основные силы наполеоновской армии в России перестали существовать (см. Красный II).

Использованы материалы кн.: Николай Шефов. Битвы России. Военно-историческая библиотека. М., 2002.

Далее читайте:

Отечественная война 1812 года (хронологическая таблица).

Литература по наполеоновским войнам (список литературы)

Участники наполеоновских войн : | АБ | БА | ВА | ГА | ДА | ЕА | ЖА | ЗА | ИА | КА | ЛА | МА | НА | ОА | ПА | РА | СА | ТА | УА | ФА | ХА | ЦА | ЧА | Ш-ЩА | ЭА | ЮА | ЯА |

Бего. Переправа через Березину

Ложье. Переправа через Березину , 14-17 (26-29) ноября 1812 г. (свидетельство очевидца).

«Беспримерная гибель французских войск»: сражение при Березине

Еще в самом начале сражения под Красным, 3 (15) ноября, император Александр I издал высочайший благодарственный манифест к народу. Это событие, по сути, относится к тому времени, когда в войне с Наполеоном произошел кардинальный поворот. В документе четко чувствовалось победное настроение, царившее при императорском дворе:

«Всему свету известно, каким образом неприятель вступил в пределы Нашей Империи. Никакие приемлемые Нами меры к точному соблюдению мирных с ним постановлений, ниже прилагаемое во всякое время старание всевозможным образом избегать от кровопролитной и разорительной войны, не могли остановить его упорного и ничем непреклонного намерения… Убийства, пожары и опустошения следовали по стопам его. Разграбленные имущества, сожженные города и села, пылающая Москва, подорванный Кремль, поруганные храмы и алтари Господни, словом, все неслыханные доселе неистовства и лютости открыли напоследок то самое в делах, что в глубине мыслей его долгое время таилось…

Весь свет обратил глаза на страждующее Наше Отечество и с унылым духом чаял в заревах Москвы видеть последний день свободы своей и независимости. Но велик и силен Бог правды! не долго продолжалось торжество врага. Вскоре, стесненный со всех сторон храбрыми Нашими войсками и ополчениями, почувствовал он, что далеко дерзкие стопы свои простер, и что ни грозными силами своими, ни хитрыми соблазнами, ни ужасами злодейств, мужественных и верных Россиян устрашить и от погибели своей избавиться не может. После всех тщетных покушений, видя многочисленные войска свои повсюду побитые и сокрушенные, с малыми остатками оных ищет личного спасения своего в быстроте стоп своих: бежит от Москвы с таким уничижением и страхом, с каким тщеславием и гордостью приближался к ней. Бежит, оставляя пушки, бросая обозы, подрывая снаряды свои и предавая в жертву все то, что за скорыми пятами его последовать не успевает. Тысячи бегущих ежедневно валятся и погибают…

Храбрые войска Наши везде поражали и низлагали врага. Знаменитое дворянство не пощадило ничего к умножению Государственных сил. Почтенное купечество ознаменовало себя всякого рода пожертвованиями. Верные народ, мещанство и крестьяне, показали такие опыты верности и любви к Отечеству, какие одному только Русскому народу свойственны. Они, вступая охотно и добровольно в ополчения, в самом скором времени собранные, явили в себе мужество и крепость приученных к браням воинов… Многие селения скрывали в леса семейства и малолетних детей, а сами, вооружась и поклявшись перед Святым Евангелием не выдавать друг друга, с невероятным мужеством оборонялись и нападали на появляющегося неприятеля, так что многие тысячи оного истреблены и взяты в плен крестьянами и даже руками женщин, будучи жизнью своею обязаны человеколюбию тех, которых они приходили жечь и грабить. Толь великий дух и непоколебимая твердость всего народа приносят ему незабвенную славу, достойную сохраниться в памяти потомков».

Этот манифест свидетельствовал о том, что Российская империя вышла из некоторого оцепенения, в котором она пребывала. По сути, государство подводило итоги разорительной кампании Наполеона.

После Красного и Орши, кроме российской армии, у французов возникли и другие проблемы – на смену морозу пришла оттепель: «Внезапно наставшая оттепель дала нам понятие о пытке иного рода, – писал в мемуарах маркиз Пасторе, – снег, как шедший непрерывно с неба, так и покрывавший землю, превращался в воду; земля растворялась; густая грязь, размешанная шагами громадной толпы, в конце концов, сделала путь как бы совершенно непроходимым. Так погибло много лошадей, оставлено много повозок, брошено много орудий; все те, кто по благоразумию положил свои экипажи на полозья, потеряли сразу и то, что они везли, и то, на чем везли…»

Также отступающую армию продолжали преследовать казаки и партизаны. Один из офицеров Великой армии вспоминал по этому поводу: «Те казаки, над которыми при наступлении посмеивались наши солдаты, на которых когда-то, не считая их числа, весело ходили они в атаку, эти самые казаки теперь стали не только предметом уважения, но и предметом ужаса всей армии, и число их при содействии придорожных жителей значительно увеличилось. Почти все придорожные крестьяне в надежде на добычу вооружились пиками – этим национальным русским оружием – или же просто кольями с железными остриями на конце. Верхом на маленьких лошадках, в бараньих шубах и черных барашковых шапках, они следовали вдоль колонны и немедленно на нее бросались, как только замечали, что встреченная теснина задерживала войска, вызывая перед ней скопление и разрежая за ней колонну. В сущности, эти импровизированные, жаждавшие грабежа войска не представляли ничего опасного, так как малейшее сопротивление их останавливало и обращало в бегство, и целью их была не борьба, а только добыча этих странных трофеев. Но ужас, производимый их появлением, был таков, что при первом крике «Казаки!», перелетавшем из уст в уста вдоль всей колонны и с быстротою молнии достигавшем ее головы, все ускоряли свой марш, не справляясь, есть ли в самом деле какая-либо опасность».

К этому, несмотря на оттепель, следует добавить и негативное влияние холода на армию Наполеона. Лейтенант Куанье писал: «Армия была деморализована; шли, точно пленники, без оружия, без ранцев. Не было ни дисциплины, ни человеческих чувств по отношению к другим. Каждый шел за свой собственный счет; чувство человечности угасло во всех; никто не протянул бы руки родному отцу, и это понятно. Кто нагнулся бы, чтобы подать помощь своему ближнему, сам не был бы в состоянии подняться. Надо было все идти прямо и делать при этом гримасы, чтобы не отморозить носа или ушей. Всякая чувствительность, все человеческое погасло в людях, никто не жаловался даже на невзгоды. Люди мертвыми падали на пути. Если случайно находили бивак, где отогревались какие-нибудь несчастные, то вновь прибывшие без жалости отбрасывали их в сторону и завладевали их огнем. А те ложились в снег…»

Об этом также упоминает в своих записках и офицер кисарирского полка Тирион: «Головы были плотно закутаны и обмотаны платками всех цветов, оставались отверстия только для глаз. Самым распространенным видом одежды было шерстяное одеяло с отверстием посредине для головы, падавшее складками и покрывавшее тело. Так одевались по преимуществу кавалеристы, так как каждый из них, теряя лошадь, сохранял попону; попоны были изорваны, грязны, перепачканы и прожжены – одним словом, омерзительны. Кроме того, так как люди уже три месяца не меняли одежды и белья, то их заедали вши».

Тирион писал, что солдаты вырезали куски мяса у еще движущихся лошадей и съедали его сырым, но лошади долго не падали: «Бедные животные, не подавали вида, что им больно, что ясно доказывает, что под влиянием страшного холода происходило полное онемение членов и полная нечувствительность тела. При других условиях вырезывание кусков мяса вызвало бы кровотечение, но при 28 градусах мороза этого не было; вытекавшая кровь мгновенно замерзала и этим останавливала кровотечение. Мы видели, как эти несчастные животные брели еще несколько дней с вырезанными из крупа громадными кусками мяса; только менялся цвет сгустков крови, делаясь желтым и обращаясь в гной».

Все это способствовало постепенному нарастанию недовольства в армии Наполеона. Французский эмигрант Кроссар, находясь в штабе Кутузова, вспоминал, что один из пленных офицеров прочитал четверостишие: «Среди шума и острот, подогретых вином, комиссар вдруг поднялся и сымпровизировал четверостишье, в котором сравнивал Милорадовича с его патроном Св. Михаилом. Он без колебания отдал преимущество первому: “Архангел, – сказал он, – ниспроверг духа тьмы; Михаил, ныне чествуемый, сделал гораздо больше для мира (pour le monde), повалив Бонапарта, это поганое животное (cet animal immonde)”… в этих скверных стихах выражалось мнение должностного лица, которое по своему положению хорошо было осведомлено о настроении умов в армии и на родине. Мне стало ясно, насколько привязанность солдат к Бонапарту была ослаблена всеми неудачами, как сильно была поколеблена его популярность…»

О подобных настроениях в армии Наполеона говорили многие. В частности, после того как Наполеон приказал сжечь фургоны с провиантом артиллеристов, чтобы они не выпрягали лошадей из пушек, Пион де Лош разговорился с одним из офицеров: «Однако, – сказал я ему, – император должен был бы запереть вас в вашем фургоне, чтобы вы погибли, как капитан на корабле, вместе с остовом фургона и вашим имуществом». «Лучше бы его самого туда запереть!» – таково было милое пожелание Его Величеству одного из его самых усердных слуг».

Наполеон пытался как-то поднять дух своего поредевшего войска и потому шел пешком, «одетый в бархатную шубу на меху и в такой же шапке, с длинной палкой в руках» во главе своей армии.

Но, как утверждал генерал Лабома, это не особенно помогало: «В тот день, когда мы прибыли в Дубровну, Наполеон, по своей всегдашней привычке, сделал большую часть пути пешком. В продолжение этого времени неприятель не появлялся, и он мог на свободе рассмотреть, в каком плачевном состоянии находилась его армия. Он должен был увидать, как неверны были рапорты многих начальников, которые, зная, как опасно говорить ему правду, из боязни навлечь на себя его немилость, скрывали от него истину. Тогда он вздумал произвести в армии тот же эффект, как когда-то манна в пустыне, и стал бранить офицеров и шутить с солдатами, желая возбудить страх в одних и внушить мужество другим. Но прошли времена энтузиазма, когда одно его слово могло совершить чудо; его деспотизм все уничтожил, и он сам придушил в нас все честные и великодушные идеи и тем самым лишил сам себя последнего ресурса, которым он мог бы еще наэлектризовать нас. Самым неприятным для Наполеона было, когда он увидал, что и в его гвардии такой же упадок духа».

В то время, когда Наполеон отступал со своей армией от Красного, на южном направлении к уездному городу Борисову подошла 3-я Западная армия адмирала П. Чичагова, которая 4 (16) ноября взяла Минск. Именно здесь Наполеон планировал переправиться через реку Березину. 7 (19) ноября Чичагов приказал генералу Ламберту занять Борисов силами авангарда. Планировалось также перерезать пути отступления Великой армии и установить связь с 1-м отдельным пехотным корпусом генерала Витгенштейна.

На следующий день авангард Ламберта (около 4 500 человек при 36 орудиях) подошел к местечку Жодино Борисовского уезда Минской губернии (20 километров к юго-западу от Борисова). Получив сведения, что укрепления в городе удерживают 1 500 вюртембержцев, а подход дивизии Домбровского и корпуса маршала Виктора только ожидается, он принял решение атаковать город. Однако вечером в город все-таки вошел Домбровский с 2 000 пехоты, 500 кавалеристами и 12 орудиями. После этого предмостное укрепление было усилено 6 батальонами и 4 орудиями. Главные силы оставались на левом берегу Березины (общая численность неприятельских войск достигла 4 000 человек).

Утром 9 (21) ноября российские войска, совершив ночной марш, внезапно атаковали город. Егерский полк, при поддержке батарейной и конной роты, атаковал центр. В результате боя редуты несколько раз переходили из рук в руки, и в конце концов вечером российские войска овладели ими. Это удалось только при помощи резерва. Ретраншемент остался в руках неприятеля, а часть его сил была отрезана от реки и укрылась в лесу севернее Борисова.

Подошедший к Борисову арьергард Домбровского атаковал правый фланг Ламберта, а подразделения, находившиеся в лесу, начали наступать слева. Удар был отбит с помощью гусар и драгун, противник был отброшен. После этого Ламберт разместил в левом редуте орудия и под прикрытием их огня атаковал предмостное укрепление. Опрокинутые на всех пунктах войска Домбровского поспешно отступили от города, преследуемые драгунами и гусарами. В ходе этого боя Ламберт был ранен пулей в ногу, но остался в строю.

Вечером к Борисову прибыл пехотный корпус генерала Лонжерона, а после полудня следующего дня – главные силы 3-й Западной армии (20 000 пехоты, 11 000 кавалерии, 178 орудий). В тот же день казаки окружили и взяли в плен польский отряд (300 человек).

По польским данным, Домбровский потерял у Борисова 1 850 человек убитыми и ранеными и 6 орудий. По данным журнала авангарда 3-й Западной армии, противник потерял 2 000 человек убитыми и 2 500 пленными (в том числе свыше 40 офицеров), а также 8 пушек и 2 знамени. При этом потери российских войск составили 1 500–2 000 пехотинцев. В официальном рапорте Чичагов указал, что его войска захватили 2 000 пленных, 7 орудий и одно знамя. Свои потери он оценил в 900 человек.

После взятия Борисова российскими войсками армия Наполеона оказалась в критической ситуации. В частности, с севера на нее надвигался Витгенштейн, с востока – главные силы Кутузова, а путь отступления был перерезан армией Чичагова, которая заняла оборонительную линию. Полковник Гриуа вспоминал: «Во время наших переходов от Толочина до Борисова к нам постоянно доходили самые зловещие слухи, которые оставляли мало надежды, что нам удастся ускользнуть: Минск со своими огромными складами провианта был в руках неприятеля; Борисов был взят, его мост разрушен, и русская армия занимала берега Березины; итак, приходилось приступом брать переправу через эту реку, мы сожгли последний понтон перед оставлением Орши! Какое ужасное будущее, и в три или четыре дня все должно было решиться! Я приписываю только ослаблению наших умственных способностей, вследствие продолжительных страданий, ту странность, что несчастья, которым мы подвергались и которые при всяких других обстоятельствах заняли бы всецело наши мысли, разбудили бы всю предусмотрительность, теперь далеко не производили такого действия на меня и на моих товарищей. Я чувствовал себя почти чуждым всему, что происходило, и неприятельские пушки, грохотавшие кругом нас, почти не выводили нас из апатии».

Итальянский офицер Ложье позже писал: «Известие о потере нами борисовского моста было настоящим громовым ударом, тем более, что Наполеон, считая утрату этого моста делом совершенно невероятным, приказал, уходя из Орши, сжечь две находившиеся там понтонные повозки, чтобы везших их лошадей назначить для перевозки артиллерии».

Когда Наполеон получил известие о потере Борисова, то приказал следовавшему в авангарде армейскому корпусу маршала Удино (около 10 000 человек) немедленно отбить город. На случай, если российские войска уничтожат мост через Березину, император приказал Удино отыскать другое место для переправы. Одновременно Виктор получил задачу блокировать действия Витгенштейна.

11 (23) ноября авангард 3-й Западной армии под командованием генерала Палена потерпел поражение под Лошницей и был опрокинут. Получив известие о приближении неприятеля, Чичагов отдал приказ отступить на правый берег и не смог организовать оборону. Неприятель попытался захватить мост через Березину, но был отброшен артиллерийским огнем и опрокинут штыковой атакой русского пехотного батальона, после чего ближайшая к правому берегу часть моста была сожжена. Только на рассвете следующего дня к силам Чичагова присоединились посланные на фуражировку конные отряды, а также егеря Палена.

В результате в Борисове неприятель захватил всех оставленных в нем раненых российской армии и больных, часть полковых обозов (в том числе личный фургон Чичагова и его канцелярию). Потеря города и отступление 3-й Западной армии на правый берег Березины значительно затруднили исполнение поставленных задач. Хотя при этом противник все-таки не сумел сохранить мост через Березину, но Наполеон предусмотрел подобное развитие событий. По его приказу Удино предпринял демонстрацию южнее от Борисова. Приняв эти действия за подготовку к переправе, Чичагов перебросил туда главные силы своей армии. Воспользовавшись этим, Наполеон начал организовывать переправу через реку Березину к северу от города.

Ложье писал о состоянии, в котором находилась армия Наполеона 23-го ноября (то есть накануне переправы): «Колонны главной армии двигаются с трудом. Вышли еще с рассвета и остановились уже темной ночью. Эти бесконечные переходы, медленные и скучные, раздражают и утомляют солдат; в конце концов они разбегаются, и ряды войск все более редеют. Многие сбиваются в дороги в мрачных огромных лесах и нередко, лишь проблуждавши целую ночь, находят наконец свой полк. Сигналы не давались больше ни к выступлению, ни к остановкам; заснув, рисковали пробудиться в неприятельских руках».

О спешке, в которой французский солдаты двигались к переправе, писал голландец К. Вагевир: «Мы спешили, как только было возможно, дойти до реки Березины, от которой мы были теперь удалены на расстояние часов четырех или пяти. Уже несколько дней мы были на большой дороге, где происходило непрерывное движение. Наперебой друг перед другом все стремились перейти реку, и каждый напрягал силы, чтобы дойти до нее, но многие падали от усталости или под тяжестью тащимой добычи и таким образом кончали смертью. Время от времени мы оборачивались фронтом назад, чтобы показать неприятелю, что мы еще живы. Но неприятель, тоже утомленный и, сверх того, уверенный в своей победе, отпускал нас с миром: мы не дошли еще до того места, на котором неприятель хотел нас видеть».

В это время на западном (правом) берегу напротив предполагаемой переправы король Неаполитанский Мюрат, маршал Удино и два инженерных генерала, Эбле и Шасслу, поспешно строили два моста у Студянки. Один предназначался для прохода людей, другой для артиллерии и повозок. По реке, ширина которой составляла около 100 метров, плыли льдины, мешавшие стоящим по плечи в воде французским понтонерам (по свидетельствам Марбо, все они потом погибли).

При возведении мостов через реку Наполеон уже не мог сохранить спокойствия. Бего указывал: «Наполеон уже не был тем великим императором, которого я видел в Тюильри; у него был усталый и беспокойный вид. Я его вижу, как сейчас, в его знаменитом сером сюртуке… Мой друг, капитан Рей, имел возможность вдоволь налюбоваться им. Он был, как и я, поражен беспокойством в его взоре. Слезая с лошади, император опирался на балки и доски, которые должны были служить для постройки моста. Он склонил голову, чтобы тотчас же поднять ее с озабоченным и нетерпеливым видом, и, обратившись к инженерному генералу Эбле, сказал ему: “Долго, генерал, очень долго!” – “Ваше Величество, изволите видеть, что мои люди стоят по горло в воде; их работе мешают льдины; у меня нет ни съестных припасов, ни водки, чтобы дать им согреться”. – “Довольно, довольно!” – возразил император и снова уставился в землю».

Работа по наведению мостов была действительно сложной. Ложье писал: «Саперы спускаются к реке, становятся на лед и погружаются по плечи в воду; льдины, гонимые по течению ветром, осаждают саперов со всех сторон, и им приходится отчаянно с ними бороться. Куски льда наваливаются один на другой, образуя на поверхности воды очень острые края… Таким образом все затрудняло работы. Несмотря на сильную стужу, Наполеон сам присутствовал на работах, делая при этом ряд распоряжений. Нельзя умолчать и о благородном самопожертвовании и преданности самих понтонеров; память о них никогда не померкнет, и всегда будут их вспоминать при рассказах о переходе через Березину».

Подобное писал и Марбо: «Эти отважные солдаты показали совершенно исключительную самоотверженность, которую не сумели в достаточной мере оценить. Они голые бросались в холодную воду Березины и работали в ней беспрерывно в течение 6–7 часов, причем не было ни капли водки, чтобы им дать, а вместо постели ночью им должно было служить поле, покрытое снегом. Поэтому с наступлением сильных холодов почти все они погибли».

Более точное представление о размерах реки Березины дают воспоминания командующего конно-егерским полком Жан-Батиста Марбо: «Река эта, которую некоторые воображают гигантских размеров, на самом деле не шире улицы Рояль в Париже перед морским министерством. Что касается ее глубины, то достаточно сказать, что за 72 часа перед тем 3 кавалерийских полка бригады Корбино перешли ее вброд без всяких приключений и переправились через нее вновь в тот день, о котором идёт речь. Их лошади шли все время по дну… Переход в этот момент представлял только легкие неудобства для кавалерии, повозок и артиллерии. Первое состояло в том, что кавалеристам и ездовым вода доходила до колен, что, тем не менее, было переносимо, потому что, к несчастью, не было холодно даже настолько, чтобы река замерзла; по ней плавали только редкие льдины…. Второе неудобство происходило опять от недостатка холода и состояло в том, что болотистый луг, окаймлявший противоположный берег, был до того вязок, что верховые лошади с трудом шли по нему, а повозки погружались до половины колес».

14 (26) ноября к первому мосту возле Студянки подошел Наполеон с гвардией и приказал немедленно начать переправу на западный берег. Сам он в это время руководил с восточного берега обороной. Бригада легкой кавалерии, переправившись вброд, отогнала казаков при помощи артиллерийских батарей, стрелявших по казакам с восточного берега. По плану первым должен был переправиться Удино, за ним Ней.

Офицер Бего, принадлежавший к корпусу Удино, вспоминал о том, в каком положении он застал остатки Великой армии возле Березинской переправы: «Действительно, нам больно было видеть остатки этой могучей армии, которая возвращалась из Москвы разгромленною и, так сказать, уничтоженною битвами, лишениями и морозом. Мы тоже страдали, без сомнения, но мы подошли к берегам Березины еще полными воодушевления и всегда готовыми сразиться; и в то время как мы были еще как следует организованы, наш лагерь окружили со всех сторон остатки всех полков Великой армии, терзаемых голодом, опустошенных морозом и болезнями; они просят облегчить их страдания и находят у нас лишь столько пищи, чтобы не умереть с голоду. Отныне мы начали понимать, в какой пропасти бедствий могли мы очутиться. До тех пор мы ни в чем не нуждались. У нас была теплая хорошая одежда и новая обувь. Наша дивизия нашла значительный обоз с амуницией, предназначавшейся для одного польского корпуса, которого уже не существовало более».

Во время переправы французские войска издалека обстреливал отряд генерала Чаплица (было использовано только 2 пушки). Ближе все подходы к мостам охранялись французами. После обеда был готов второй, более прочный мост (для артиллерии), стоявший в 180 метрах от первого. К этому моменту армия Наполеона находилась в плачевном состоянии: «Переход через Березину является одним из самых необычайных событий, о которых сохраняется память в истории. Армия, утомленная продолжительностью похода, обессилевшая от лишений и голода, измученная холодами, хотя и существовала еще физически, – морально была уже разбита. При всякой новой опасности каждый заботился только о личном самосохранении; узы дисциплины ослабели окончательно; порядка больше не существовало: чтобы добраться до моста, сильный опрокидывал слабого и шагал через его труп. Гурьбой бросались к переправе; поэтому, прежде чем войти на мост, приходилось карабкаться через груду тел и обломков; многих раненых, больных солдат, женщин, сопровождавших армию, валили на землю и топтали ногами; сотни людей были задавлены пушками. Толпа спешивших переправиться огромной массой покрывала обширное пространство, напоминая своими движениями морские волны. При малейшем колебании люди, недостаточно сильные, чтобы сопротивляться толчкам, падали на землю и раздавливались толпой».

Наполеон со старой гвардией перешел на западный берег только на следующий день. Затем начали переправляться дивизии корпуса Виктора, часть его сил прикрывала переправу на восточном берегу. К ночи стали прибывать отставшие отряды, толпы небоеспособных солдат, гражданские с обозами. Наполеон приказал пропускать воинские команды («боеспособные, идущие в строю»), повозки не пропускались (за исключением карет маршалов). В страхе перед казаками у переправы скопились тысячи женщин, детей, раненых и обмороженных. Все они ожидали разрешения проехать со своими повозками.

Сохранились воспоминания француза Гриуа, одного из участников тех событий, о том, как он пытался пробиться на мост сквозь эту толпу: «Крики несчастных, опрокинутых лошадьми, вызвали ужас. Он быстро распространился, достиг высшей точки, и с этой минуты замешательство стало ужасным. Каждый преувеличивал опасность и старался спастись силой. Прибегали даже к оружию, чтобы пробиться через эту толпу, которая могла только кричать и которая защищалась одними проклятьями. В этой ужасной борьбе каждый неверный шаг был смертным приговором: упавший уже не вставал. Я еще вижу, как бились несчастные, опрокинутые возле меня, их головы мелькали по временам среди толпы; их криков не слушали, они исчезали, и почва становилась выше от их трупов. Один из возвращавшихся кавалеристов проезжал рядом со мной. Я предложил ему несколько золотых, если он согласится вывести мою лошадь за повод из давки. «Мне достаточно спасать себя, а не браться за спасение других», – сказал он, даже не взглянув на меня, и продолжал путь, не обращая внимания на крики тех, кого давила его лошадь. Я понял тогда весь ужас своего положения, но не очень испугался, и хорошо, что я сохранил хладнокровие: я всецело положился на свою судьбу…»

Другой представитель наполеоновского офицерства, Фон Зукков, вспоминал: «Что может быть ужаснее того, что испытываешь, когда идешь по живым существам, которые цепляются за ваши ноги, останавливают вас и пытаются подняться. Я помню еще и теперь, что перечувствовал в этот день, наступив на женщину, которая была еще жива. Я чувствовал ее тело и в то же время слышал ее крики и хрипение: «Сжальтесь надо мной!» Она цеплялась за мои ноги, как вдруг новый напор толпы приподнял меня с земли, и я освободился от нее. С тех пор я не раз себя упрекал, что был причиной смерти одного из ближних… Подвинувшись еще на несколько шагов вперед, я вновь наступил на другое живое существо – лошадь. Несчастное животное, я и теперь вижу его!»

В целом переправа продолжалась в течение дня спокойно. Но на правом (западном) берегу начались первые бои. Здесь Удино и Ней оттеснили российского генерала Чаплица по направлению к Борисову. А на левом (восточном) берегу под Борисовым Витгенштейн удачно атаковал и принудил сдаться французскую дивизию генерала Партуно, оставленную маршалом Виктором как арьергард. При этом сдалось 1 900 солдат, была захвачена 1 пушка. В больших потерях некоторые офицеры французской армии винили лично Партуно. Марбо писал об этом: «Маршал [Виктор] в качестве своего арьергарда оставил пехотную дивизию генерала Партуно, которая, получив приказание выступить из города через 2 часа после ухода корпуса, должна была вслед за ним послать несколько маленьких отрядов, соединенных с главной частью цепью разведчиков и указывающих таким образом направление. Кроме этого, генерал должен был бы послать вплоть до Студянки адъютанта, обязанного узнать дорогу и затем вернуться прежде выступления дивизии. Но Партуно, пренебрегая всеми этими предосторожностями, ограничился тем, что выступил в предписанный час. Ему встретилось место, где дорога разветвлялась на две и он не знал ни той, ни другой. Но он не мог не знать (потому что он шел из Борисова), что Березина у него слева; из этого он мог заключить, что, для того чтобы попасть в Студянку, лежащую на этой реке, нужно идти по левой дороге. Он сделал как раз наоборот и, машинально следуя за несколькими вольтижерами, шедшими впереди него, пустился по правой дороге и попал в середину многочисленного русского войска Витгенштейна. Скоро окруженная со всех сторон дивизия Партуно должна была сложить оружие».

16 (28) ноября дивизия Дендельса из корпуса Виктора была возвращена на восточный берег для прикрытия переправы совместно с польской дивизией Жерара (численность – 6 000 солдат). Этим частям пришлось вступить в бой с войсками Витгенштейна. Российский генерал-лейтенант несколько раз теснил французского маршала, но тот упорно отбивал свои позиции. В критический момент Виктор приказал своей кавалерии остановить наступление Витгенштейна любой ценой. Выполнение этой задачи в мемуарах названо «атакой смерти». В ходе наступления немецкие кавалеристы прорвали каре егерей.

В этот же день Чичагов, осознав, что Наполеон обманул его и переправился через Березину, попытался атаковать переправившиеся силы французов, но безуспешно. В его распоряжении находилось 15 000 пехоты и 9 000 конницы. Чичагову противостоял корпус Удино численностью до 8 000 солдат. Вскоре ему в резерв было отправлено еще и 4 000 пехотинцев.

Лесистая местность не позволила российским войскам двигаться сомкнутыми колоннами. В такой ситуации они были вынуждены построиться в стрелковые цепи и вступить в перестрелку с противником. Некоторое время Удино удавалось сдерживать натиск, однако численное превосходство было очевидным. Корпус Удино нес тяжелые потери и отходил, сам маршал был ранен пулей в бок. Его сменил Ней, который перешел в контратаку и отбросил русскую пехоту, а польские войска генерала Зайончека едва не завладели батареей. Чичагов сумел отбить наступление, перебросив подкрепления. В решающий момент Ней приказал кирасирам генерала Думерка прямо через лес атаковать русские войска. Следом за кирасирами в атаку перешли польские уланы, которые довершили разгром егерей. В результате этой атаки русская пехота была полностью опрокинута, потеряв убитыми и ранеными около 2 000 человек. После этого сражение на правом берегу реки перешло в перестрелку, переправа осталась под контролем французов.

В результате на левом берегу, как и на правом, российские войска больше не предпринимали активных действий. С наступлением темноты французы продолжили переправу, однако оставшиеся на левом берегу нонкомбатанты по неизвестной причине не сдвинулись с места. Генерал Эбле специально посылал к ним офицеров, но попытки их вразумить не имели успеха.

Как утверждал Сегюр, через Березину успело переправиться до 60 тысяч человек. При этом большая часть из них – гражданские и небоеспособные остатки армии Наполеона. Ближе к вечеру на собравшуюся толпу этих небоеспособных солдат стали сыпаться ядра артиллерии Витгенштейна. Люди кинулись к мостам и один из них рухнул. В создавшемся беспорядке переправа застопорилась. Француженка Фюзи, которая в последний момент успела переправиться, описывала картину, которая предстала перед ее глазами с другого берега: «Когда мост сломался, мы услыхали невероятный крик, вырвавшийся из уст огромной толпы. Этот крик так и раздается у меня в ушах всякий раз, как я только о нем вспомню. Все несчастные, остававшиеся еще на том берегу реки, погибли под картечью русской армии. Тут только мы могли понять весь ужас этого бедствия! Лед не был достаточно крепок, ломался, и река поглощала мужчин, женщин, лошадей и повозки. Военные убивали всех, кто мешал их спасению. Огромная опасность не знает законов человечности, обыкновенно сокрушают все, чтобы сохранить только себя».

Врач Ларрей также вспоминал о тех событиях: «Всякая надежда на спасение в эту минуту пропала. Потеряв голову, под влиянием отчаяния большинство кинулось вниз на лед, рассчитывая перебраться по льду на другой берег, но благодаря сильному течению река у самого берега не замерзла. Несчастные бросились вплавь, некоторым удалось переплыть это пространство, а другие тонули или гибли, затертые льдинами. Самые благоразумные и смелые бегут назад и сами отдаются в руки врагам, спасаясь от тех ужасов, свидетелями которых они только что были».

Ночью этого же дня начали отступление части Виктора, которые сметали с оставшегося моста в реку повозки и людей. Утром 17 (29) ноября французский офицер Серюрье, выполняя приказ генерала Эбле, сжег мосты. Военные обозы и толпа небоеспособных солдат, не успев переправиться, остались на восточном берегу. Вагевир вспоминал, как на следующий день они оказались окруженными со всех сторон: «Лишь только наступил день, со всех сторон раздалось “ура”. Казаки и башкиры как бешеные носились кругом; они хотели показать нам этим, что они были победители. Так как мы знали, что мы военнопленные, то положили оружие и стояли в тоскливом ожидании, что с нами будет. Время от времени подъезжали к нам неприятельские офицеры, которые очень хорошо говорили по-французски и по-немецки. Они были большею частью очень дружелюбно настроены и утешали нас, говоря, что таков жребий войны, и советовали не терять бодрости. Но все эти прекрасные слова мало нам помогали. Нам слишком скоро дали почувствовать, что мы в плену и отданы на произвол врага».

По словам офицера армии Чичагова, историка А. Мартоса победителям возле переправы открылась следующая картина: «Ввечеру того дня равнина Веселовская, довольно пространная, представляла ужаснейшую, невыразимую картину: она была покрыта каретами, телегами, большею частью переломанными, наваленными одна на другую, устлана телами умерших женщин и детей, которые следовали за армией из Москвы, спасаясь от бедствий сего города или желая сопутствовать своим соотечественникам, которых смерть поражала различным образом. Участь сих несчастных, находящихся между двумя сражающимися армиями, была гибельная смерть; многие были растоптаны лошадьми, другие раздавлены тяжелыми повозками, иные поражены градом пуль и ядер, иные утоплены в реке при переправе с войсками или, ободранные солдатами, брошены нагие в снег, где холод скоро прекратил их мучения… По самому умеренному исчислению, потеря простирается до десяти тысяч человек…»

Главным результатом событий возле р. Березины было то, что Наполеон в тяжелой ситуации все-таки сумел переправить и сохранить боеспособные силы. Его потери Клаузевиц исчисляет в 21 000 человек. Потери небоеспособных остатков были им исчислены 10 тысячами отставших. Фельдмаршал Кутузов в своем донесении царю оценивает потери французов в 29 000 человек. Вместе с тем Шамбре говорит о 9 000 погибших солдат под ружьем (из них 4 000 гвардейцы) за три дня после переправы. Он же насчитывал у Наполеона 30 000 боеспособных солдат до Березины. Исходя из этого, можно сделать вывод, что всего выбыло из строя 21 000 французских солдат. Ударившие морозы ускорили разложение Великой армии.

Согласно надписи на стене галереи воинской славы Храма Христа Спасителя, потери российских войск составили около 4 000 солдат за дни боев во время переправы Наполеона. Если для корректного сравнения с французскими потерями добавить урон русского авангарда Ламберта при захвате Борисова, то эти потери следует оценить в 6 000 человек. Генерал Коленкур говорил о 1 500 пленных, взятых на правом берегу в боях с Чичаговым. Германский военный деятель и теоретик Шлиффен писал: «Березина накладывает на Московский поход печать ужаснейших Канн», имея в виду Каннское сражение, в ходе которого войсками Ганнибала была окружена и наголову разгромлена римская армия.

После Березинского сражения опять возник вопрос о том, кого считать виноватым в том, что был упущен очередной шанс уничтожить Наполеона. В большинстве обвиняли адмирала Чичагова. Его действия были высмеяны баснописцем Крыловым в басне «Щука и Кот» с намеком на неудачи адмирала на суше:

Зубастой Щуке в мысль пришло

За кошачье приняться ремесло…

Но только вздумала Кота она просить,

Чтоб взял ее с собой он на охоту,

Мышей в амбаре половить…

Натешился, наелся Кот,

И кумушку проведать он идет;

А Щука, чуть жива, лежит, разинув рот, –

И крысы хвост у ней отъели.

Тут, видя, что куме совсем не в силу труд,

Кум замертво стащил ее обратно в пруд.

И дельно! Это, Щука, Тебе наука:

Вперед умнее быть

И за мышами не ходить.

Кутузов также в письме на имя царя Александра I изложил главные упущения полководца: «…граф Чичагов… сделал следующие ошибки:

1) Вместо того чтобы занять превыгодный правый берег Березины, переправил он часть своих войск на левый и расположил главную свою квартиру в гор. Борисове, лежащем в котле, со всех сторон горами окруженном. Неизбежное последствие сего должно быть и действительно было пожертвование многих храбрых воинов в. и. в. и потеря всего при главной квартире обоза, ибо авангард, под командою графа Палена, будучи встречен в 10 верстах от Борисова всею ретирующейся неприятельскою армиею, привел оную на плечах своих в Борисов в то время, когда в оном главнокомандующий спокойно обедал.

2) Высокий и узкий на сваях мост и плотина над речкой Зайкою, длиною до 300 сажен, не был истреблен, и неприятель им воспользовался, хотя войска адмирала Чичагова были на Березине 4 дня прежде неприятеля.

3) Неприятель строил мост, начал и продолжал свою переправу более суток, прежде нежели адмирал Чичагов о том узнал, хотя все ему наблюдаемое расстояние было не более 20 верст, а узнав о сей переправе, хотя подвинулся к месту оного, но, будучи встречен неприятельскими стрелками, не атаковал их большими массами, а довольствовался действием во весь день 16 ноября двумя пушками и стрелками, через что не только не удержал ретираду неприятеля, но еще и сам имел весьма чувствительный урон».

С такой оценкой не соглашался командир партизан Д. Давыдов, возлагая частичную вину и на самого Кутузова. Он выразил распространенный тогда в российской армии взгляд о военном мастерстве Наполеона: «Все в армии и в России порицали и порицают Чичагова, обвиняя его одного в чудесном спасении Наполеона. Он, бесспорно, сделал непростительную ошибку, двинувшись на Игумен; но здесь его оправдывает: во-первых, отчасти предписание Кутузова, указавшего на Игумен, как на пункт, чрез который Наполеон будто бы намеревался непременно следовать; во-вторых, если бы даже его армия не покидала позиции, на которой оставался Чаплиц, несоразмерность его сил относительно французов не позволяла ему решительно хотя несколько задержать превосходного во всех отношениях неприятеля, покровительствуемого огнем сильных батарей, устроенных на левом берегу реки; к тому же в состав армии Чичагова, ослабленной отделением наблюдательных отрядов по течению Березины, входили семь тысяч человек кавалерии, по свойству местности ему совершенно здесь бесполезной; в-третьих, если Чаплиц, не будучи в состоянии развернуть всех своих сил, не мог извлечь пользы из своей артиллерии, то тем более армия Чичагова не могла, при этих местных условиях, помышлять о серьезном сопротивлении Наполеону, одно имя которого, производившее обаятельное на всех его современников действие, стоило целой армии». По сути, действительно, необходимо учитывать фактор введения Чичагова в заблуждение. Именно таким образом Наполеону удалось избежать полного уничтожения своей армии.

После переправы французский император с 9 000 оставшихся под ружьем солдат двинулся к Вильно. По дороге к нему присоединялись дивизии, действовавшие на других направлениях. Также армию сопровождала большая толпа небоеспособных людей. Это были, главным образом, потерявшие оружие солдаты из союзных государств.

24 ноября (6 декабря) Наполеон оставил армию на Нея и Мюрата и отправился в Париж. Дедем вспоминал: «6 декабря въехал и сам Наполеон. Он пробыл в Вильно только несколько часов. Скоро всем стало известно, что командование армией он поручает королю Неаполитанскому, а сам уезжает в Париж. Это вызвало общий крик негодования. Люди самого спокойного характера были вне себя, и если бы у кого-нибудь хватило смелости потребовать его смещения, то это было бы единогласно принято».

Перед отъездом император собрал маршалов и генералов штаба, чтобы сообщить им о своем решении. В ответ он услышал опасение, что деморализованная армия просто не переживет отъезда императора. Однако Наполеон не хотел ничего слушать, заявляя, что рассчитывает на своих маршалов. Как и во время египетской кампании, он покидал остатки своих войск, прикрываясь необходимостью срочного возвращения в Париж.

Примечательно, что, уезжая, Наполеон назначил главнокомандующим своей пешей армии прирожденного кавалерийского командира – Мюрата. Вечером 23 ноября (5 декабря), накануне дня коронации, император французов выехал из деревни Сморгонь под именем графа Виченцского (титул генерала Коленкура) в сопровождении небольшой свиты. Генерал Бургоэн писал: «Отъезд произошел в восемь часов вечера. Поезд состоял из трех повозок и одних саней. В первой повозке – дорожном купе – помещался император и генерал Коленкур, герцог Виченцский; мамелюк Рустан сидел на козлах. Во второй поместились маршал Дюрок и граф Лобау; в третьей – генерал-лейтенант граф Лефевр-Денуэтт, полковник гвардейских егерей, камердинер и два денщика. В сани, наконец, император велел сесть графу Вонсовичу и рейткнехту по имени Ашодрю. Последний с самого начала переезда сообщил польскому офицеру, что их назначением был не Вильно, а Париж. Взвод из тридцати гвардейских конных егерей, избранных генералом Лефевром-Денуэттом из наиболее здоровых и наилучших ездоков из этого полка, служил в качестве конвоя».

По дороге Наполеон пребывал в странном для его окружения приподнятом настроении. При этом он много разговаривал с Огюстом Коленкуром. Среди прочего император говорил, что основной причиной поражения похода 1812 г. является климат. В то же время он не отрицал и некоторые собственные ошибки. Среди них Наполеон называл слишком долгое пребывание в Москве и решение войти в пределы исконно русских территорий. В своих воспоминаниях о той поездке Коленкур приводит следующий диалог: «Коленкур, представляете ли вы, какое у вас будет выражение лица, когда вы окажетесь в железной клетке на одной из лондонских площадей? – Если это для того, чтобы разделить вашу судьбу, государь, мне не на что будет жаловаться… – Речь идет не о жалобах, а о том, что с вами случится и какой у вас будет вид в этой клетке, когда вы будете заперты, как несчастный негр, обмазанный медом, чтобы его съели мухи».

Почти одновременно с прибытием Наполеона во Францию парижане прочли в газетах бюллетень со следующим текстом: «С 7 ноября начались морозы; в несколько дней погибли десятки тысяч лошадей; пришлось уничтожить значительную часть орудий. Армия, столь блестящая еще 6 ноября, 14-го имела иной уже вид, почти без кавалерии, без орудий, без транспорта. За отсутствием артиллерии пришлось избегать сражений и все время не останавливаясь идти… Сказать, что армия нуждается в восстановлении дисциплины, в заново организованных кадрах кавалерии и артиллерии и в основательном отдыхе, говорилось в конце бюллетеня, значит лишь сделать вывод из всего вышеизложенного».

Тем временем в России армия Кутузова продолжала преследовать ослабленных морозами и голодом французских солдат. Шеф батальона фузилеров-гренадёров императорской гвардии Маренгоне описывал движение армии от Березины к Вильно: «Начиная с 7-го числа настал такой необычайный холод, что даже самые крепкие люди отмораживали себе тело до такой степени, что, как только они приближались к огню, оно начинало мокнуть, распадаться, и они умирали. Можно было видеть необычайное количество солдат, у которых вместо кистей рук и пальцев оставались только кости: все мясо отпало, у многих отваливались нос и уши; огромное количество сошло с ума; их называли, как я уже говорил, дурнями; это была последняя степень болезни; по прошествии нескольких часов они гибли. Можно было их принять за пьяных или за людей «под хмельком»: они шли, пошатываясь и говоря несуразнейшие вещи, которые могли бы даже показаться забавными, если бы не было известно, что это состояние было предвестником смерти. Действие самого сильного мороза похоже на действие самого сильного огня: руки и тело покрываются волдырями, наполненными красноватой жидкостью; эти волдыри лопаются, и мясо почти тотчас же отпадает… Несмотря на явную опасность от приближения к огню, немногие из солдат имели достаточно силы, чтобы удержаться от этого соблазна. Видели даже, как они поджигали сараи и дома, чтобы согреться, и едва только оттаивали, как падали замертво. Подходили другие бедняки, садились на трупы своих товарищей и гибли минуту спустя. Пример товарищей не мог заставить их избежать опасности. Я видел около одного дома более 800 человек, погибших таким образом. В других случаях они сгорали, лежа слишком близко к огню и не будучи в силах отодвинуться от приближающегося пламени; видны были наполовину обгоревшие трупы; другие, загоревшиеся ночью, походили на факелы, расставленные там и сям, чтобы освещать картину наших бедствий».

26 ноября (8 декабря) Мюрат с армией вступил в Вильно. Ложье писал: «Инстинкт самосохранения брал верх и каждый искал спасения только в самом себе и полагался только на свои силы. Вильно! Вот теперь цель наших стремлений, все мысли прикованы сюда. Одно это название, уверенность, что мы приближаемся к этому городу, вселяет в нас бодрость».

Это же подтверждал и Дюверже: «Мы приближались к Вильно; этот город был для нас обетованной землей; говорили, что здесь были громадные магазины провианта и армия должна была там отдохнуть; каждый спешил прибыть туда».