Зачем креативному классу церковь без патриарха кирилла. Что такое казенная Церковь

Вместе с тем история Собора гораздо богаче. Участники Собора - представители как клира, так и мирян (и они были в большинстве) - должны были построить новую, независимую от государства церковь. О том, чего именно они хотели и как им это удалось, «Городу 812» рассказал заведующий кафедрой церковной истории СПбДА протоиерей Георгий МИТРОФАНОВ.

Поместный собор решил восстановить патриаршество, упраздненное Петром I. Однако обсуждался и другой сценарий: вообще отказаться от поста патриарха и ввести коллегиальное управление церковью.
- Да, в июне 1917 года, когда началась подготовка к созыву Собора, некоторые стали выказывать опасения, что существовавший до революции цезарепапизм, когда во главе церкви стоял монарх, будет заменен папоцезаризмом патриарха. Поэтому появилась идея создания коллегиального органа управления - Синода. К моменту начала Собора в августе 1917 голоса противников патриаршества стали звучать все громче и громче. Нельзя сказать, что они находились в большинстве, но споры шли. Хотя среди сторонников этой точки зрения были некоторые заметные ученые и профессора, наиболее авторитетные участники Собора выступали за избрание патриарха. Это были люди разных взглядов - от монархиста архиепископа Антония (Храповицкого) и консервативного богослова архимандрита Иллариона (Троицкого) до либеральных профессоров Сергея Булгакова и Евгения Трубецкого. В условиях крушения государственности многие склонялись к мысли, что патриарх станет фигурой, которая сможет сплотить нацию и отстаивать интересы церкви перед светскими властями.

В итоге сторонники патриаршества победили. Но сразу после избрания патриарха был принят ряд определений, очень четко очерчивающих его права и обязанности. Патриарх становился лишь первым среди равных ему епископов. Его полномочия были сформулированы таким образом, что могли быть реализованы лишь при наличии высокого нравственного авторитета.

- На практике это как выглядело?
- Патриарх не мог обязать епископа отменить свое решение. Он мог лишь просить его об этом, а если епископ отказывался - выносил этот вопрос на обсуждение всего Синода. Синод уже имел на это право. Если возникал конфликт между архиереями, они могли апеллировать к патриарху, и он мог предложить им способ решения, но опять же - только Синод имел право обязать епископа поступать тем или иным образом. В перерывах между Соборами, которые должны были собираться раз в три года, власть концентрировалась в руках Синода и Высшего церковного совета. Синод избирался из епископов, в Совете доминировали представители духовенства, мирян и монашества.

То есть изначально не было речи о том, что в межсоборный период церковью управляет исключительно патриарх. Однако обстоятельства сложились так, что в годы Гражданской войны и начавшихся гонений кто-то из епископов оказался в эмиграции, кто-то погиб или был арестован. Новый Собор большевики созывать не позволили, и патриарх вынужден был назначать членов Синода самостоятельно, на что он формально права не имел. В этот момент начинается расширение прав патриарха за рамки, обозначенные Собором.

- В истории мирового православия были прецеденты, когда церковь управлялась не патриархом, а Синодом?
- Только на короткие промежутки времени. Везде были предстоятели, их полномочия могли различаться. Только в русской церкви на протяжении 200 лет церковь управлялась Синодом, во главе которого стоял государь. Но учреждая Синод, Петр I заручился согласием восточных патриархов.

- Насколько я помню, Петр при этом забыл сказать патриархам, что во главе Синода будет стоять он сам.
- Нет, они все знали и согласились признать. После того как с ними провели разъяснительную работу и оказали материальную помощь.

Если бы сто лет назад все же победила точка зрения противников патриаршества и церковь управлялась Синодом - это что-то изменило бы?
- Вообще, синодальный период во многом способствовал развитию церковной жизни. Хотя такая форма управления была неканоничной, к началу XX века наша православная церковь находилась в лучшем положении, чем в Московской Руси. То есть могли быть позитивные моменты. Но в тех условиях - сначала гонений, а потом, когда в 1943 году Сталин решил недобитую им церковь использовать в своих пропагандистских целях, жесткого контроля со стороны советской власти, - я думаю, не имело принципиального значения, через кого церковь контролируется - через патриарха с большими полномочиями или через Синод.

Патриарх Тихон носил титул патриарха Московского и всея России, а сама церковь именовалась Российской. Это же именно избранный в 1943 году патриарх Сергий стал «всея Руси»?
- Да. Это интересный эпизод, говорящий, насколько митрополит Сергий научился тонко чувствовать малейшие нюансы мироощущения Сталина. На их ночной встрече в сентябре 1943 года, с которой начался альянс церкви и государства, одним из первых вопросов Сталина был вопрос о том, как будет называться патриарх. Сергий понимал, что предлагать «Московский и всея России» неправильно. «Россия» была словом непопулярным, ассоциировавшимся с царским периодом. Та самая Россия, где товарищ Сталин сидел в ссылке. Патриарх всего Советского Союза - слишком дерзновенно. Другое дело - Русь, к которой и сам великий кормчий питал определенную симпатию. Неслучайно своим историческим альтер эго он считал Ивана Грозного. К тому же тут элемент дополнительной архаики, что-то из далекого прошлого.

Фаворитом на выборах патриарха в 1917 году был не ставший им благодаря жребию Тихон (Белавин), а Антоний (Храповицкий). Если бы патриархом избрали Антония - все могло бы развиваться иначе?
- Он был более известным и более популярным. Но и весьма противоречивой личностью. Наблюдая, как Антоний, будучи митрополитом Киевским при гетмане Скоропадском, ведет себя со Скоропадским и с немцами, будущий протопресвитер Василий Зеньковский делал такой вывод. Он писал, что если бы патриархом избрали Антония и большевики не уничтожили его в первый год власти, он быстрее бы пошел на уступки Советам, чем Тихон. Потому что для него идея союза с государством была самодавлеющей.

Украинцы, кстати, принимали участие в Соборе? Ведь как раз в это время Украина и стала самостоятельным государством.
- Конечно. Никакой украинской церкви, кроме самопровозглашенной группы маргиналов, тогда не было. И Собор, понимая, что усиливаются сепаратистские настроения, дал епархиям на Украине статус автономной церкви. Также было признано возможным ведение службы на украинском языке.

- Когда Тихона избрали патриархом, ему надели куколь Никона. В этом был какой-то символизм?
- И дали посох митрополита Петра. Символизм в это не закладывался. Что было - то и дали. Среди участников Собора находились большие почитатели Никона, предлагавшие его канонизовать. Но их было немного. Это все же очень противоречивая фигура.

- Сейчас же он популярен внутри церкви?
- Смотря у кого. У нас любят строгих архипастырей и жестких руководителей, особенно когда они претерпевают страдания. Но в русской церковной историографии, которая на начало XX века достигла наивысшего развития, Никон всегда был пререкаемой фигурой.

- Кроме избрания патриарха - какие еще принципиальные решения принял этот Поместный собор?
- Проводился принцип соборности, то есть коллективного управления церковью, на всех уровнях. Были существенно расширены полномочия приходских и епархиальных собраний и советов. Вот пример, непредставимый ни до ни после. Епархиальный совет - выборный орган, избираемый из примерно равного числа клириков и мирян - мог обжаловать в Синоде любое решение епископа, управляющего этой епархией. И на время рассмотрения апелляции решение епархиального архиерея приостанавливалось. Похожим образом были расширены полномочия приходских собраний и советов. Приходы получали право собственности на церковное имущество и права юридических лиц. До этого храмы (если они не были ведомственными), как и сейчас, находились в собственности епархий. Надо добавить, что благоприятный опыт изменения приходского устава был еще до революции. Ведь к Поместному собору начали готовиться в 1906 году, когда было образовано Предсоборное присутствия.

- А чего хотели в 1906 году? Тогда же не могла идти речь об избрании патриарха?
- Почему? Император созывал Предсоборное присутствие для того, чтобы потом провести Собор. Было убеждение, что Собор состоится в 1907 году и там введут патриаршество. Но потом Николай передумал и отложил собор на неопределенное время.

- Идея Собора - это реакция на революцию и манифест 17 октября?
- Нет. Если что и обусловило создание Предсоборного присутствия, так это действия обер-прокурора Синода Константина Победоносцева. Который в июле 1905 года предложил всем епархиальным архиереям дать свои отзывы о необходимости церковных преобразований. Победоносцев был уверен, что епархиальные архиереи, большинство из которых были обязаны ему своими кафедрами, поддержат его точку зрения и заявят о нежелательности преобразований. Но в итоге только 3 архиерея из 64 не высказались в поддержку Собора. Подавляющее большинство написало о необходимости восстановления патриаршества. Записки этих архиереев стали будущей программой действия Предсоборного присутствия. А сам Собор был настолько успешным потому, что базу для него стали готовить еще в 1906 году.

Если выборным органам придавалось такое значение, то как определялось, кто является прихожанином этой конкретной церкви и имеет право голоса на приходском собрании?
- Тогда была простая система - все лица православного исповедования записывались в прихожане того храма, к которому относились по месту жительства. Даже если на практике ходили в другой. Но членом приходского собрания человек мог быть только при условии, что он хотя бы раз в год причащается и исповедуется, не имеет в недавнем прошлом судимости и не занимается предосудительным делом. Например, не является проституткой, зарегистрированной в полиции.

Как правило, в современной историографии очень высоко оценивается состав участников Поместного собора. Это справедливые оценки?
- Качество нашей элиты до 1917 года было выше, чем после и чем сейчас. Епископы и священники были более образованны. Они с детства воспитывались в церковной среде. Это не гарантировало отутствие недостатков, но тем не менее. Наконец, среди участников Собора были представители профессуры духовных академий, которые могли подготовить канонически обоснованные решения. Собор был слепком той церкви, которая сформировалась к началу XX века, а о ней можно сказать, что это была не только самая богатая, но и самая образованная и самая интеллектуальная православная церковь. Чего я бы не решился сказать сейчас.

Автор очень известных воспоминаний протопресвитер Георгий Шавельский достаточно критично оценивает интеллектуальный уровень тогдашнего епископата.
- Шавельский был гиперкритичным. Но то, что мог появиться такой человек, как он, говорит об уровне свободы внутри церкви. На самом деле не очень-то свободной, но гораздо более свободной, чем сейчас. Достаточно сказать, что академик Евгений Голубинский, будучи профессором Московской духовной академии, писал такие книги, что их запрещала церковная цензура. Но сам он при этом продолжал преподавать. Церковь наша никогда не была столь образованна и внутренне свободна, как тогда.

При этом Собор не поддерживал идею отделения церкви от государства. Например, он требовал, чтобы глава государства, министр просвещения, министр исповеданий и т.д. были именно православные.
- Да. Это определение о правовом положении церкви и государства. Оно было разработано двумя либералами, членами кадетской партии - министром исповеданий Антоном Карташевым и его заместителем профессором Котляревским. То есть даже для либералов того времени идея формального отделения церкви от государства была неприемлемой.

- Какие решения Собора имело бы смысл сейчас реализовать?
- За прошедший век наша жизнь слишком изменилась, чтобы пытаться реализовать то, что было придумано тогда. Например, практика избрания епархиальных архиереев летом 1917 года полностью себя оправдала. Потому что тогда в выборах участвовала лишь малая часть русского православного народа. Крестьяне грабили награбленное, солдаты бежали с фронта, рабочие бастовали - и только те, для кого церковная жизнь имела значение, выбирали архиереев. В Петрограде на выборах провалился будущий патриарх митрополит Сергий (Страгородский), вместо которого избрали будущего священномученика Вениамина (Казанского). Антония (Храповицкого) в Харькове избрали даже в его отсутствие. Сейчас такое невозможно, потому что именно эти ответственные, мыслящие христиане были выкошены в 1920-1930-е годы. И достаточного количества новых пока нет. Дух невежества и иждивенчества, который разъедал советское общество, пронизал и церковных людей.

Наверное, надо постепенно активизировать соборные начала. Если мирян не приобщать к соборному управлению, они и не будут приобщаться. Некоторые актуальные по сей день вопросы Собор не успел довести до конца. Например, о богослужебной реформе.

- То есть переводе на русский язык?
- Необязательно. Неизвестно, какие решения могли бы быть приняты. Скорее всего, не о переходе на русский, а о сокращении богослужений, упрощении уставов и серьезной редактуре богослужебных книг. Которые до сих пор наполнены не только синтаксическими, но и орфографическими ошибками.

- С тех пор никаких богослужебных реформ не проводилось?
- Нет.

"Петр I попытался убрать патриарха именно затем, чтобы лично управлять Церковью"

Сегодня СМИ, эксперты и аналитики все чаще вынуждены производить не факты, а эффекты, информационные магниевые вспышки. Место политической дискуссии занимает медийная борьба, в ходе которой аргументы уступают место риторическим трюкам. Апеллируют не к интеллекту, а к спонтанным эмоциональным реакциям. Картина мира, над которой поработали таким образом, упрощается до мозаичности. Формируется именно то, что левые публицисты обозначают термином "ложное сознание". Причем, как это ни печально, резкое падение уровня дискуссии наблюдается и в обсуждении церковно-религиозных тем.

Странный документ

Недавно на площадке "Ежедневного журнала" появилась под удивительным названием "Патриаршество в XX веке: неудачный эксперимент". Принадлежит этот материал некоему Петру Пименову, чье имя сотрудникам религиозных СМИ мало о чем говорит. Вероятнее всего, это говорящий псевдоним (Пименов – патриарх Пимен). Тем более что автор или авторы статьи, кем бы они ни являлись, подчеркивают свое расположение к позапрошлому патриарху, что было бы приятно слышать церковному человеку, если бы не странная попытка противопоставить светлую память Пимена его преемникам, Алексию II и Кириллу, которые, по мнению "ЕЖ", виноваты в директивном стиле управления. Критерии директивности не приводится, но читателя аккуратно подготавливают к тому, что дело вообще не в Алексии и Кирилле, а в патриаршестве как таковом.

"ЕЖ" утверждает, что в России всё поняли слишком буквально и патриарха сделали "царем Церкви". Отсюда, мол, и все проблемы.
Дальше – больше. Посредством кинжальных исторических экскурсов нас подводят к мысли о том, что сама традиция патриаршества в нашей стране превратилась в нечто неправильное. Интрига нарастает... Наконец, звучит приговор: РПЦ обвиняют в "экклезиологической ереси" и предлагают провести кардинальную ревизию русской церковной традиции.
Финальный вывод таков: "Исправить ситуацию... может добровольный уход на покой патриарха Кирилла и длительный, лет на 30-40, мораторий на избрание нового патриарха. Там будет видно, восстанавливать патриаршество или окончательно его упразднить".
Ни больше, ни меньше.

Запредельный смысл сказанного декорируется сетованиями на недостаток внурицерковной демократии, задавленной то ли самим патриаршим титулом, то ли его "еретической" трактовкой: в Византии, по мысли авторов, с патриаршеством тоже было не Слава Богу. А вот аналогия с папством почему-то не озвучивается. То ли "ЕЖ" свято блюдёт политкорректность, то ли привержен сержантской мудрости – мол, "тут вам не там".
На закуску мы получаем нечто вроде заверения в совершеннейшем почтении: "Ни одного дня я не был в расколе, всегда причащаюсь и причащался только в тех храмах, где возносят имя патриарха Кирилла, а перед ним Алексия, а перед ним Пимена..."

Это завуалированное послание действующему патриарху (а иначе подобный текст восприниматься не может), конечно, не первое в своем роде. Только раньше мы имели дело с открытыми письмами. Борис Березовский, в одном из таких писем, помнится, призывал патриарха Кирилла принять власть из президентских рук и кому-то передать. Другой автор, Станислав Белковский, был академичнее: он предлагал патриарху подумать о преемнике, а в РПЦ советовал провести секулярную реформацию, проект которой тут же опубликовал.

Подобная корреспонденция традиционно проходит по ведомству народных "писем счастья", но легкость жанра нередко окупается известностью имени, а в данном случае все как раз наоборот. Перед нами большой текст с ссылками на апостольские правила и на историков предреволюционных лет, выдержанный в почти научном стиле, но крайне слабый по содержанию и не освященный именем известного автора.

Зачем все это нужно "Ежедневному журналу" остается лишь гадать. Одно несомненно: редакция ЕЖ поставила своеобразный рекорд. Радикальностью темы. Отречение, передача власти? Это все детские игры. Упразднить патриаршество совсем – вот это да.
Следующее предложение, надо полагать, самороспуск Русской Православной Церкви.

"Эксперимент" с патриаршеством

Недоразумения начинаются в заглавии. "Неудачный эксперимент" – это, конечно, очень сильно сказано. Не потому что "неудачный" (это вопрос точки зрения), а потому что "эксперимент". Чтобы объявить патриаршество экспериментом, надо набраться большой, скажем так, смелости. При этом используется якобы ссылка на авторитет – которому, впрочем, без пяти лет век. Озвучиваются доводы за и против патриаршества, которые приводились во время Всероссийского Поместного собора 1917-18 гг. При этом сходу объявляется, что избрание Патриарха, впервые за 200 лет, было не главной, а второстепенной причиной созыва Собора. А само голосование происходило с такими жуткими процедурными нарушениями, что впору было выступать с лозунгом "за честные выборы". Но при этом (внимание!) выборы патриарха были знаменательны промыслом Божьим. Согласно которому тогда, в 1917‑м, был избран не популярный Антоний (Храповицкий), а лучший и добрейший Тихон. Последнее справедливо: как известно, митрополит Антоний в эмиграции писал, что Господь избрал лучшего, так как он сам, взяв в политическом противостоянии сторону белых, уже не смог бы как должно отстаивать интересы Церкви.

Но если речь зашла о провиденциальности, какой смысл обсуждать легитимность выборов, да еще называть патриаршество второстепенным поводом для Собора. Бывает ли провиденциальное второстепенным?

Дальше странности множатся. Ратуя за внутрицерковную демократизацию, которую якобы нарушает сама должность патриарха, авторы отрекаются от решений "провиденциального" Собора 1917 года. А ведь Собор и есть самая демократичная форма церковного управления. Демократичней не бывает.

Еще более примечательно, что авторы "Ежедневного журнала" не хотят созыва и нового Поместного собора, который, по их вывихнутой логике, мог бы решить вопрос о постылом патриаршестве: "Сегодня и нет смысла проводить Поместный собор – епархии не смогут организовать свободные выборы делегатов". Очевидно они понимают, что результат голосования был бы явно не в пользу отрешения патриарха от должности.

Представления о демократии также вызывают вопросы. Вместо соборности, которая распространяется на всех членов Церкви, они выступают за повышение статуса епископов и митрополитов, то есть, как сказали бы светские наблюдатели, лишь "за изменения внутри управленческой элиты".
Что, мягко говоря, не одно и то же.

Что такое казенная Церковь

Но справедливости ради отметим: не епископатом единым, по мнению "ЕЖ", жива демократия. Передать церковную власть после отмены патриаршества предлагается "избираемому и постоянно действующему Синоду".

И тут вопросов становится еще больше.
Даже студент истфака знает: именно в "синодальный период" (XVIII-XIX вв), вплоть до 1917-го) было покончено и с автономностью Церкви по отношению к государству, и с внутрицерковной демократией – если, конечно, распространять её на всех членов церкви, а не на избранных членов внутрицерковного ареопага.

Отступление от исторической формы церковности произошло в петровскую эпоху именно с отменой патриаршества. Даже такая малость, как подаяние нищим, поощряемое Церковью, при Петре начало преследоваться. Это подрывает основы государства, – так впоследствии заявил Государственный совет. Именно в беспатриарший период тайна исповеди становится объектом постоянных посягательств Третьего отделения. Именно в это время регулярность присутствия на службе негласно считается одним из условий политической благонадежности. При этом по разным поводам строчатся тысячи доносов – больше их было только при большевиках.

Обо всех этих явлениях довольно подробно рассказывает, например, блестящая статья академика А.М. Панченко "Россия в канун петровских реформ". Интересно, знает ли редакция "ЕЖ" о существовании этого и других трудов по русской истории. И что еще могло заставить её поместить на своей площадке материал претенциозный, но не удовлетворяющий минимальным критериям научности.

Позволим и мы себе небольшой экскурс. Синодальный период был очень тяжелым для Церкви. Логика государственной реформы Церкви, которая проводилась, начиная с Феофана Прокоповича, понятна. Российская бюрократия, возомнившая себя эталоном еврпопеизма, железной рукой втягивала Церковь в свои политические проекты. Церковь как христианская община ей была не нужна. Требовалось нечто иное: министерство по духовным делам. Ответ на простой вопрос: а кто считался главой церкви, когда им не был патриарх? – скажет о многом. Им был обер-прокурор Синода, лицо гражданское. Кто же не помнит хрестоматийное: "Победоносцев над Россией простер совиные крыла"? Это о нем, об обер-прокуроре, самом известном в истории России. И это – время церковной демократии? Увы, все обстояло с точностью наоборот.

Не многовековое патриаршество, а как раз синодальное управление следует считать неудачным экспериментом в истории России. Разумеется, идея вернуть патриаршество никуда не исчезала из народного сознания, и в 1917 году она просто не могла не быть одной из главных на Поместном соборе.

Легко просчитать, что произойдет, если Церковь – действительно в порядке эксперимента, или, скорее, в состоянии всеобщего помрачения, выполнит рецепт патриархоборцев. Зачатки автономности, приобретенные дорогой ценой за постсоветские годы, будут мгновенно утрачены. Не патриарх, а светское ведомство по делам религий превратит церковь в послушного исполнителя политических заказов. Такого же, как нынешнее Минобрнауки, лихо уничтожающее российское высшее образование. Епископальное сообщество, о котором толкуют патриархоборцы, в таких условиях, бесспорно, превратится в церковный олигархат, живущий на коротком поводке у власти. А простым верующим придется жить по специальному "Религиозному кодексу", который не преминет ввести в России профессиональный антиклерикал Михаил Прохоров.

Патриархи и демократия

Патриархи появились еще в ветхозаветную эпоху, именно они правили еврейским народом до Саула, его первого царя. В апостольские времена выделялись двое первоверховных апостолов, Петр и Павел, чей статус соответствовал патриаршему. Патриарх в Восточной Церкви – не что иное, как титул архиерея крупнейших государств-полисов, которых сегодня не осталось.

На Руси патриаршество было введено согласно византийскому образцу. Петр I попытался убрать патриарха именно затем, чтобы лично управлять Церковью, сделать ее частью бюрократической машины. Большевики, между прочим, особо отметили заслугу Петра, упразднившего патриаршество, они‑то понимали, что это шаг на пути не к демократизации Церкви, а к утрате ею авторитета среди народа, для которого патриарх всегда был народным заступником. Ведь, как известно, если бы не Ермоген, Смуту могли бы и не победить. Если бы не Тихон и Сергий, не удалось бы сохранить Церковь в советское время.

Сегодня, как и всегда, православный патриарх – это первый среди равных. Он является не столько главой церкви (глава – Христос), сколько архипастырем и вместе с тем администратором-управленцем. На патриархе лежит громадная ответственность, поскольку он не обладает априорной святостью как папа римский, который может единолично принимать церковные законы и даже создавать новые догматы. Патриарх, разумеется, ничего не решает за всю Церковь. Он подотчетен архиерейскому и поместному соборам.

А то, что титул патриарха умаляет власть епископов на местах... Слышать об этом и смешно, и грустно. Прежде всего тем, кто, в отличие от адептов экспериментальной церкви, кое-что знает о жизни в епархиях. Сегодня епископы на местах обладают огромной властью, переходящей порой в епископальное "самодержавие".

Есть такое выражение: служить под кем-то. Епископ может вывести проштрафившегося иерея из другой епархии и забрать в свою, никакой патриарх ему в этом не помешает. Епископы, случается, вводят странные богослужебные обычаи и денежные поборы, выгораживают схизматиков и разлучают паству с духовниками. Или вы полагаете, что мы не знаем наших проблем? И знаем, и говорим о них.

Отдельные епархии порой выглядят как разные государства. Сравните Сурожскую епархию и епархию бывшего епископа Диомида, и почувствуйте разницу. Смена епископа порой радикально меняет духовный климат всего города или области. Если это не демократия, что это такое?

Еще раз о том, как разрушить Церковь

Следует сказать об "отделении" двух последних патриархов от предыдущих, на чем настаивают авторы статьи в "ЕЖ". Искусственные разделительные линии в истории церкви, в общем, не новость. В последние годы привычка их проводить вошла в моду.

Недавно в истории Русской Церкви попытались пробить брешь, ставя в вину патриарху Сергию промыслительную и спасительную для Церкви позицию в советский период. Хотя именно благодаря ему Церковь сегодня не просто жива, но и является единственной нитью, связывающей Россию с досоветским прошлым. Кроме Церкви ни один из дореволюционных институтов не пережил десятилетия советской власти. Тем не менее, авторитет Сергия пытались поставить под сомнение. Почему?

Когда время принудительного атеизма прошло, разрушить Церковь фронтальной атакой, даже с помощью СМИ и "актуальных художников", стало проблематично. Ведь рубка икон и клевета на патриарха происходят здесь и сейчас, а сознание верующих – исторично. Поняли: нужно действовать изнутри: вытащить камень из исторического фундамента, чтобы здание Церкви закачалось.

Заставьте признать одного патриарха нелегитимным, и легитимность всех последующих автоматически повиснет в воздухе, поскольку в Церкви действует принцип преемственности благодати. Попытки расшатать исторический фундамент РПЦ предпринимались как сторонниками епископа Диомида, так и антисергианами либерального толка. Первый удар был нанесен перед историческим объединениям Церквей – РПЦ и РПЦЗ. Второй – в преддверии думских и президентских выборов, когда началась антицерковная кампания в СМИ.

И вот сегодня авторы круга "Ежедневного журнала" делают попытку поставить под удар как раз тот период жизни Церкви, за который мы можем гордиться, когда Церковь достигла независимости от государства, то есть последние 20 лет.
Вот за это на Церковь и нападают.

Что любопытно, мотивировкой на этот раз служит не связь РПЦ с советским обновленчеством (версия антисергиан), а напротив – связь с церковной традицией, да не просто дореволюционного, а допетровского времени. Попросту говоря – связь с Традицией как таковой. В каком-то смысле это невольное признание наших оппонентов даже приятно.

Претензии к патриарху и высшим иерархам за конкретные шаги и поступки, – это нормально. Они тоже люди, а как известно homo erratum est. Но претензии сегодня выдвигаются самые общие, так, что на них невозможно ответить. То за несоответствие некоему стилю эпохи, то за "слишком" смелые решения, которые трактуются как церковное самодержавие. Даже странно, что в текст, подписанный Петром Пименовым, не попало явно готовое сорваться у автора с языка словечко "тоталитаризм". Но нет, вместо избитого газетного штампа автор использует почти инквизиторские методы: он обвиняет РПЦ в "экллезиологической ереси".

Церковь есть тело Христово, и попытка православного автора отсечь от неё часть – неважно, в настоящем или в историческом прошлом – предательство. Напомним: именно во время воссоединения РПЦ и РПЦЗ епископ Диомид предал Церковь и выступил с раскольнической инициативой. Сегодня мы наблюдаем нечто похожее, но в мирянском исполнении. Предложение отменить патриаршество (ввести мораторий на 30-40 лет) вбрасывается в СМИ в тот момент, когда внутри Церкви наметилось явное укрепление консенсуса.

Публикация на площадке "ЕЖ" текста Петра Пименова – это очередной пробный шар, желание проверить реакцию церковной общественности. Вот только смысл сказанного запределен, как никогда раньше. Это пристрелочный текст, степень экстравагантности которого нам предлагают продегустировать и переварить.

Именно поэтому происшедшее нельзя замолчать. Православные СМИ обязаны высказаться на эту тему. Надеюсь, реакция будет четкой и недвусмысленной.

Александр Щипков

Надежда Кеворкова. Ежедневная газета "Газета"

Многие светские люди в недоумении смотрят на все прибывающих к храму Христа Спасителя людей, которые в молитве и молчании семь часов ждут, чтобы проститься с патриархом.

О смерти предстоятеля было объявлено в полдень 5 декабря. Внезапная кончина Алексия II привела в смятение многих. Задолго до телевизионных репортажей началось стихийное движение людей в храмы. Об этом свидетельствовали в пятницу собеседники корреспондента «Газеты» в провинции, в тюрьмах, в русских приходах за границей. Людям было трудно говорить, светские слова не шли, хотя многие и понимали, что 79 лет - возраст смертный.

В субботу за семь часов до объявленного часа прибытия траурного кортежа из Переделкино в храм Христа Спасителя выстроился длинный хвост вокруг храма и вдоль набережной. Люди шли семьями, с детьми.

Ночью очередь только выросла. Народ из глубинки ехал целыми приходами. Все желающие проститься смогут сопровождать патриарший гроб, который проследует от храма Христа Спасителя до Богоявленского собора в Елохово.

От лица властей

По всему миру посольства РФ открыли двери для приема соболезнований. Соболезнование выражали самые разные президенты. Одними из первых прислали слова сочувствия Джордж Буш и Виктор Ющенко, выразил свое соболезнование и президент Эстонии Ильвес.

Именно в Эстонии родился патриарх, там начал служение, там похоронены его родители. Многие православные эстонцы надеялись, что патриарх завещал лечь в землю своего детства.

От лица верующих

Православные приходы по всему миру в память о смерти предстоятеля ударили в колокол 11 раз. Приходы Русской православной церкви за границей отслужили службы и открыли книги для соболезнования. В храмы в Вашингтоне и Нью-Йорке на службы пришли многие политики и бизнесмены, связанные с Россией верой и предками.

Из инославных и иноверцев пока на смерть патриарха не сказал слово, разве что Далай-лама.

Впервые римский понтифик в скорбном послании к россиянам упомянул о мученическом пути русской церкви и призвал молиться за упокой души православного патриарха.

В России одним из первых откликнулся главный раввин России Берл Лазар, найдя незатертые слова.

Патриарх-католикос всея Грузии Илия II не только молился, но и будет сослужать на заупокойной службе в Москве.

Глава неканонического Киевского патриархата Филарет (Денисенко) отслужил во Владимирском соборе Киева заупокойную службу по Алексию II. В 1990 году он был избран местоблюстителем патриаршего престола после смерти патриарха Пимена и был одним из кандидатов на патриарший престол. В светской прессе против него развернулась кампания, вскоре после собора он ушел в раскол.

Буддисты России и Монголии провели уже четыре молебна. Помолились о патриархе евангельские христиане и баптисты.

По делам воздастся

В сухих цифрах итог его управления таков. К 1990 году у церкви оставалось около 6,8 тысячи храмов и 18 монастырей. Большая их часть - на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, где их открыли люди во время оккупации, а сталинская власть испугалась закрыть. Сегодня у церкви более 700 монастырей и более 30 тысяч приходов.

Алексий II стал первым иерархом, кто ездил по глубокой провинции, молился на руинах и утешал очень простых людей. Эти поездки не освещали ни ТВ, ни СМИ.

Церковь при нем преодолела 90-летний раскол. Алексий II, сын изгнанников, воспитанный в духе старой духовной традиции, в ней начавший свое служение, шел к этому единству долго. И достиг его в мае 2007 года, подписав Акт об воссоединении церкви.

Это было непростое дело - сложить воедино «красную», «белую», «сталинскую» и "власовскую» части российского православия.

Духовника власовской армии и своего наставника протопресвитера Александра Киселева он перевез в Москву в 1991-м и после его кончины в 2001 году похоронил в Донском монастыре.

Те, кто прожил в церкви 18 лет с момента избрания Алексия II и помнит советские времена, не забыли, как сильно церковь тяготили оковы государства. Отделение от государства было ее завоеванием. Патриарх запретил священству участие в политике. Но теперь новые чиновники пошли к церкви - за ее авторитетом, который оказался гораздо выше, чем у всех иных институтов.

Во время противостояния 1993 года к патриарху пришли обе противоборствующие стороны. Он не дал благословения ни на гражданскую войну, ни на расстрел парламента.

Патриарх не благословил ни первую, ни вторую чеченские кампании. Он не благословил и битву «христианского воинства» против «исламских террористов». В отличие от всех остальных глав конфессий, патриарх не пошел на прием к Джорджу Бушу в 2002 году в Москве и запретил туда идти кому-либо из епископов.

В марте 2006 года он принял делегацию ХАМАС, а летом 2006-го молился вместе с православными Сирии и Ливана об окончании агрессии в отношении Ливана.

Он отказался признать царские останки и не участвовал в их захоронении в царской усыпальнице в Петербурге.

Он не позволил синоду признать независимость Абхазо-Сухумской и Аланской (Южно-Осетинской) епархий от Грузинской церкви вслед за признанием Россией независимых анклавов.

Патриарх помог найти Борису Ельцину слова покаяния при его уходе. Он неизменно навещал Бориса Ельцина после отставки до самой смерти, хотя и не стал его отпевать.

Мало кто из его светских критиков наблюдал историческую дискуссию Алексия с Александром Солженицыным, которую слышали тысячи учителей на Рождественских чтениях. Мало кто вне церкви знает, скольких людей лично патриарх утешил за почти 60 лет служения. И скольких он помнил по именам.

В самые трудные годы он заставил миллионы родителей, занятых зарабатыванием на хлеб, задуматься о том, чему учат их детей. В итоге в 21 регионе страны родители добились того, что их детям преподают факультатив по основам веры.

Алексий II много раз выступал против роскоши епископата, ценников в храмах, бездействия, ложного старчества. Эти его воззвания не транслировали СМИ. Александр Огородников, отсидевший за веру в советское время восемь лет, рассылал по приходам дайджесты патриарших выступлений. Он свидетельствует, что слова патриарха воспринимались как буквальная сила правды. «Этими нашими газетами прихожане увещевали церковное начальство и светское, - сказал он. - В Москве этого не увидеть, а в стране люди знали силу его слова».

Кандидаты в преемники

Синод избрал местоблюстителем патриаршего престола митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла. Он будет управлять церковью до интронизации нового предстоятеля.

10 декабря синод определит дату поместного собора для избрания нового патриарха. Саму процедуру выборов утвердит уже собор. В прошлый раз избирали тайным голосованием, Тихона в 1917 году избрали по жребию. Выдвигать кандидатов возможно спустя 40 дней после кончины. Собор будет созван не позднее июня 2009 года.

Гадать о кандидатах - неблагодарное дело. Кандидат должен быть не моложе 40 лет. 18 лет назад публика обсуждала две вероятные кандидатуры - покойного митрополита Питирима и местоблюстителя Филарета. Собор же тайным голосованием избрал Алексия, потомка белоэмигрантов из шведского баронского рода Ридигеров, чей предок - в галерее героев войны 1812 года.

То, что местоблюстителем сейчас стал самый известный и яркий иерарх, не гарантирует митрополиту Кириллу избрания.

Решение остается за соборным мнением. Мало кто знает, что на поместных соборах кроме архиереев, духовенства и монашества собираются и миряне. Как правило, это одни из самых активных и ревностных членов церкви.

Впервые выборы первосвятителя пройдут при деятельном участии зарубежной паствы, где за 90 лет дух соборности и общинности не угасал.

На соборе не только обсуждают кандидатов, в том числе и в кулуарах, но и молятся. Так что большинство верующих людей уповают в этом вопросе не столько на взвешивание за и против человеческих и управленческих качеств, сколько на Божию помощь в буквальном смысле слова.

Кем для вас был Патриарх ?

АРМЕН ДЖИГАРХАНЯН , народный артист СССР

Для каждого все это очень тайно и интимно. Гораздо важнее то, каким Алексий II был именно для русского народа - хорошим и сильным. И все мы очень нуждались в нем, а это самое важное, хотя, конечно, и не все. Ваш вопрос не по-газетному глубок, и на него так сразу не ответишь. Я должен посидеть, подумать, выпить немножко водки и погрустить...

ЭЛЛА ПАМФИЛОВА , глава Совета при президенте России по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека

Патриарх Алексий II оценил мои скромные труды и наградил орденом святого мученика Трифона «За труды и пользу», что для меня, конечно, очень важно и почетно.
Патриарх - это великий человек, во многом благодаря которому произошло объединение Русской православной церкви. Он внес огромный вклад в духовное развитие России. Кончина Алексия II - это невосполнимая утрата для всех нас.

АЛЕКСЕЙ МИТРОФАНОВ , бывший депутат Госдумы , член центрального совета партии « Справедливая Россия »

Патриарх Алексий II был для меня человеком, который приблизил церковь к государственной светской жизни. Он вывел церковь из монастырской жизни и сделал ее открытой и повернутой к обществу. Образ Алексия II, его стиль поведения и манера общаться, по-моему, были очень положительными. Патриарх был одной из немногих фигур, что называется, наверху, о которых я не слышал негативных откликов.
Именно среди простых людей к нему не было негативного отношения. А ведь обычно тех, кто достиг такого положения, критикуют то за одно, то за другое, за третье. Это редкость, тем более у нас в России, когда человек не вызывает такого диссонанса.
Алексий II был человеком, который соединял, а не разъединял. Хотя по Конституции у нас церковь и отделена от государства, но патриарх сумел сделать так, что они сегодня находятся в альянсе.

НАТАЛЬЯ НАРОЧНИЦКАЯ , президент Фонда исторической перспективы

Он был и отцом, и духовным авторитетом, и вообще авторитетом. Я недавно получила из его рук награду, и он меня, недостойную, даже благодарил за мои мелкие и частные дела; и он не раз благословлял меня.
Алексий II был человеком огромного масштаба, который с большой высоты панорамно смотрел на процессы. У него была необычайная мудрость, и он всегда знал, кого подбодрить, кого немного сдержать, кого осадить, а перед кем просто молчать и стоять скалой.
Алексий II вел церковь в очень смутное время, ведь тогда рвалась связь времен, нация была расколота, был нигилизм, а мы осваивали безумство гибельной свободы и не могли найти согласие ни по одному вопросу. Но патриарх сумел провести и церковь, и нас сквозь этот бурный поток.
Безусловно, он был собиратель. В начале 1990-х трудно было себе представить, что когда-нибудь воссоединятся Русская и Зарубежная церковь. Какую надо было иметь веру и верность великой цели объединения!
Помню, у меня был период опалы, когда я мало где бывала, но на каком-то форуме он проходил мимо меня, остановился и спросил: «Как ваши дела?» Я ответила, что, мол, в трудах, а он тогда при всех благословил меня.
По-моему, он был очень добрым. У него в бороде таилась добродушная отеческая улыбка, а в глазах были искорки. Я искренне говорю, что у меня с ним сложились отношения чада и бесконечно уважаемого отца. По-моему, мы еще не видим весь масштаб этой утраты.

Религиозные воззрения Петра Великого. – Недовольство приверженцев старины. – Последний патриарх Адриан. – Переходное время. – Монастырский приказ. – Местоблюститель Стефан Яворский и его стояние за православие.

Последний патриарх московский Адриан был человек старого склада, со столь неподвижными убеждениями, что никак не мог сочувствовать деятельности Петра, страстной рукой увлекавшего Россию по пути реформ.

Насколько патриарх Адриан был верен старине, видно из того, что он предавал анафеме брадобритие, что лютеранские верования возбуждали в нем ненависть не большую, чем курение табака. В одной из своих проповедей он жалуется, что многие «от пипок табацких и злоглаголъств люторских, кальвинских и прочих еретиков объюродели». В этой проповеди его звучит глубокое недовольство на вольнодумство нового времени: «Совратясь со стезей отцов своих, говорят: «для чего это в церкви так делается? Нет в этом пользы, человек это выдумал… «Едва только святым книгам узнает имя или склад словесный, и уже учит архиереев и священников, монастыри править, устрояет чин церковный».

В начале царствования Петра, когда юный царь сперва был под опекою царевны Софьи, потом под влиянием матери своей, Натальи Кирилловны Нарышкиной, до того ненавидевшей иностранцев, что она никогда не допускала их к своей руке, – такое направление не шло в разрез с главным течением времени.

Но Петр вырос, созрел, его характер отлился в оригинальные формы. В нем не было духа древнего великорусского благочестия, он не дорожил формами этого благочестия, хотя был человек глубоко верующий. Он всем существом своим был практик. Учившись на ходу, среди потех, он бросился прежде всего к тому, в чем видел пользу. Не вероисповедные толки, не блеск богослужений церковных, к чему так лежала душа былых московских князей и царей, занимала Петра, а крепости, верфи, флоты, пушки, ремесла. Большинство прежних русских людей не решились бы знаться с еретиками-иностранцами. Петр же без всякаго сомнения пошел к ним за внешними знаниями.

Суровый делец с какою-то болезненной ненавистью к религиозной исключительности: таков был Петр, и таким вышел он отчасти благодаря обстоятельствам. В начале его царствования произошли страшные бунты тупых приверженцев старины, называвших себя староверами, волнения невежественной черни под личиной веры, во имя будто бы древнего православия, заговор на жизнь Петра, восстание стрельцов. И то, что все эти люди прикрывались мнимой религиозностью, выставляли веру отцов, как знамя, за которое они боролись: все это и образовало в Петре такую вражду ко всему, что имело вид религиозной обособленности и исключительности. Эти же обстоятельства придали реформам Петра крутой, насильственный, несколько даже жестокий характер.

Но глубокой несправедливостью было бы обвинять Петра в недостатке любви к России, в отсутствии религиозных чувств. Россию он любил пламенно, и в отношениях к Европе видел лишь орудие для усиления России. «Европа, писал он, нужна нам только на несколько десятков лет. А после того мы можем обернуться к ней задом».

Служение России, ежедневный, настойчивый труд для нее, представлялись Петру высокой религиозной обязанностью.

«О Петре ведайте, говорил он пред Полтавской битвой, что ему жизнь не дорога; жила бы только Россия во славе и благоденствии». «Молись и трудись,-повторял он часто и прибавлял к этому слова апостола: аще кто не хощет делати, ниже да яст». Раз он написал боярину Стрешневу: «Мы по заповеди Божией к праотцу Адаму в поте лица своего хлеб едим». Петр сознавал, что самые упорные труды могут быть неудачны, если не будет на них Божия благословения. На это указывают его слова: «Быть трудолюбивым и честным – вот лучшая политика человека, власть имущего. Приносит она однакоже мало пользы, если не сопутствует ей благословение Божие». В великих обстоятельствах своей жизни Петр всегда с особой силой помнил о воздействии Провидения. Так, по случаю взятия Азова, Петр писал Шереметеву: «Письмо ваше о пресчастливой победе с превеликой радостью приняли и Господу Богу сердечно благодарили, ибо таковые случаи Ему единому приписывать достоит». При известии о заключении мира со Швецией царь писал: «Николи наша Россия такого полезного мира не получала. За еже все – да будет Богу, всех благ виновнику, выну хвала». После неудачи с турецкой армией на берегах Прута, Петр писал в Сенат: «Так воля Божия благоволит и грехи христианские допустили. – Но мню, что праведный Бог может к лучшему сделать». Петр маливался Богу. По праздникам ходил в церковь и по живости своего характера пел на клиросе, читал апостол. Но все же нельзя сказать, чтобы он отличался особым благочестием. Все проявления древнерусской набожности, постничество, многочисленные земные поклоны, много свеч, зажженных пред образами, любовь к звонким колоколам: все это ему не нравилось, было не в его духе. Но порою религиозное чувство вспыхивало в нем с силой, искавшей внешнего выражения. Когда после страшной бури на белом море, он пристал к берегу у Пертоминского монастыря, то, полный благодарности к Богу за спасение жизни, он поставил на память об этом крест. Одержав Полтавскую победу, которая прославила Россию громкой славой и дала ей значительное место среди европейских держав, Петр, под наплывом сильного религиозного чувства, воздвиг на поле битвы собственноручно крест с надписью: «Воины благочестивые, за благочестие кровью венчавшиеся в лето от воплощения Бога Слова 1709». Проживая дни лечения в Богемии, в Карлсбаде, Петр часто удалялся для уединенной молитвы на гору неподалеку, где доселе деревянный крест означает место царской молитвы.

Однажды государь прибыл в Смоленск для казни взбунтовавшихся стрельцов. Когда преступники были уже подведены к плахе, из толпы народа к ногам государя бросилась игумения Смоленского монастыря Марфа с громким воплем о помиловании. Царь смягчился душой от этой неожиданной мольбы, подал рукою знак остановить казнь и отменил ее. Ощущая сладость прощения, и желая отблагодарить Марфу, царь приказал, чтоб она требовала от него, чего пожелает, и что он все исполнит. Марфа просила воздвигнуть в ее обители вместо деревянной – каменную церковь, что и было сделано.

Переезжая в Петербург, Петр перевез из Москвы много святынь в виде прославленных чудотворных икон. Так, перевез он знаменитую Казанскую икону, свою келейную – Нерукотворного Спасителя, находящуюся поныне в «домике Петра Великого» на Петербургской стороне, Знамения Царскосельскую и Всех Скорбящих Радости.

Но, как всегда бывает с людьми страстного характера, несочувствие Петра к набожности древнерусского характера выразилось в формах черезчур резких, иногда непристойных и даже не остроумных.

Так, Петр учредил «всешутейший и всепьянейший собор», во главе которого поставил бывшего своего учителя, пьяницу Никиту Зотова, с титулом патриарха Иренбургского, Яузского и всего Кокуя; членам этой шутовской компании были розданы имена экклезиархов, диаконов, и т. д.; сам Петр принял на себя должность протодиакона.

Понятно, что такие поступки сильно возбуждали против Петра и его серьезных реформ ту часть русского общества, которая чтила старину. И дело дошло, наконец, до того, что его некоторые считали антихристом. К чувству оскорбленного национального достоинства, раздраженного и задетого неуместными придатками реформ Петра, присоединилась и великая экономическая тягота, так как реформы, особенно военная часть, требовали громадных расходов. Помимо издержек на военное дело, дорого стало русскому народу и построение Петербурга, к которому сгоняли плотников, каменщиков и разнообразных мастеров.

Не в одной среде старой родовитой Москвы, крепко привязанного к старине служилого сословия и являющегося всегда консервативным элементом духовенства деятельность Петра осуждалась и вызывала тяжелое чувство. В скорости, с какою Петр преобразовывал Россию, было, конечно, нечто непосильное народу, который напрягался из последних сил.

Насколько правительству приходилось быть изобретательным в собирании денежных ресурсов с народа видно, например, из указа о гробах от 15 января 1705 г. Велено было отобрать дубовые гробы по указанной цене, под страхом наказания не приславшим; собранные – продавать по цене вчетверо; если принесут покойника в дубовом гробу без указанного ярлыка – допрашивать. Поборы натурой были постоянно. Монастырский приказ, ведавший по смерти патриарха Адриана духовенство и монастыри, и их имения, постоянно должен был доставлять на государственные надобности крупные средства. В 1705 году последовал указ архиереям и настоятелям монастырей давать жалованье «против прежних дач с убавкою» и очень значительной, «а в архиерейских домах всяких чинов людям»… давать половину, а «другую половину сбирать в монастырский приказ на дачу жалованья ратным людям.

В Москву с монастырей требовали лошадей на смотр, не годятся ли для военного дела, требовали каменщиков, кирпичников, столяров, кузнецов и печатников-и денег, денег, денег для корабельной стройки, для верфей, для войн. В 1707 году Петр, нуждаясь в деньгах для войны, дал приказ прислать в Москву из архиерейских домов и монастырей серебряную казенную посуду, оправленную серебром сбрую и ломаное серебро, кроме освященных сосудов и церковных вещей.

Что силы населенения были истощены, видно, например, из того, что сочувствовавший реформам Петра новгородский митрополит Иов пишет государю челобитную с просьбой освободить его от посылки плотников на Воронежскую верфь, а позже говорит о невозможности выслать денег: «У меня денег нет. Да освободит великий Государь нас от такого несносного и невозможного даяния».

Вот, на почве этого экономического изнурения – и всякое неудовольствие духовной, так сказать, стороной реформы принимало болезненное направление, выражавшееся хоть бы в признании Петра антихристом.

Жаловались даже солдаты, жаловались горько. Сохранилось интересное подметное письмо 1716 года. «Уже-де тому 15 лет, как началась война со Шведом. Нигде мы худо не сделали и кровь свою не жалеючи проливали, а и поныне себе не видим покою, чтобы отдохнуть год или другой; жен и детей не видим. Сравняли-де нас с посохою, как пришел из кампании, из лесу дрова на себе носи, и день, и ночь упокою нам нет… Уже чрез меру лето и осень ходим по морю, чево не слыхано в свете; а зиму также упокою нет на корабельной работе, а иные на камнях зимуют, с голоду и холоду помирают. А государство свое все разорил, что уже в иных местах не сыщешь у мужика овцы».

Конечно, Петр сознавал это недовольство населения, которому в государственных видах должно было напрягаться до последней возможности. Он глубоко страдал, видя непонимание своих стремлений, своей жажды быстро, гигантским шагом, двинуть Россию вперед. И особенно тяжело ему было видеть несочувствие себе в лицах, стоявших на высоте, всеми видных, задававших общий тон. А первым из таких лиц был патриарх.

Глубокая внутренняя рознь была между Петром и последним русским патриархом Адрианом. Петр не принимал от него того, что принимал от совершенно неизвестных ему лиц. Выше было рассказано, как смоленская игумения Марфа вымолила у Петра избавление от казни стрельцов. Патриарх Адриан в Москве, помня древнее право святителей московских печаловаться за опальных, пришел в застенок с иконой Богоматери на руках и молил царя о пощаде стрельцов. Петр не принял его печалования. «Зачем ты здесь, – закричал он – скорее уходи и поставь икону на свое место; знай, что я не меньше твоего чту Бога и Его Пречистую Матерь, но мой дом и истинное благочестие обязывает меня заботиться о народе и карать злодеяния, ведущие к общей гибели».

Сперва Адриан резко осуждал иноземные обычаи, вводимые царем, но скоро должен был замолчать. Последнее время он жил безвыездно, ни во что не вмешиваясь, под Москвой, в своем любимом Перервинском монастыре.

Народ был этим недоволен и говорил: «Какой он патриарх? Живет из куска, бережет мантии да клобука белого, затем и не обличает».

В этом безучастии патриарха, Петру виделось пассивное сопротивление своим реформам. Он казался Петру как бы сосредоточием недовольства всей страны. Пусть он сейчас молчал. Он или его преемник мог заговорить, а Петр знал, что, в случае резкого осуждения патриархом реформ, выйдет еще более хлопот и недоразумений, чем с Никоном. Когда Адриан в 1700 году умер, Петр, не уверенный в том, что найдет среди высшего духовенства лиц, безусловно сочувствующих его преобразованиям, решил повременить выбором нового патриарха. Начавшаяся Шведская война дала ему повод продлить переходное положение под тем предлогом, что ему не достает душевного спокойствия, необходимого при выборе столь значительного лица, как патриарх. Это было первым шагом к отмене патриаршества.

Рязанский митрополит Стефан Яворский был назначен местоблюстителем патриаршего престола, а патриарший дом, дома архиерейские и монастырские дела велено было выдать боярину Мусину-Пушкину: «сидеть на патриаршем дворе в палатах и писать монастырским приказом».

Ведомству этого учрежденного, или, вернее, возобновленного, 24 января 1701 года, приказа подлежало управление патриаршими, архиерейскими, монастырскими и церковными вотчинами; устройство и содержание тех церковных учреждений, от которых были отобраны в собственность государства эти вотчины; установление штатов, назначение настоятелей, строительная часть, посредничество между церковью и государством. Учреждением этого приказа сделан был первый шаг по переводу церковных вотчин в безусловное ведение государства. Тотчас по учреждении приказа начали составлять переписи всего перковного имущества. По архиерейским домам и монастырям разосланы были стольники, стряпчие, дворяне и приказные.

Отмена патриаршества сильно не понравилась многим приверженцам старины, которые боялись, что эта отмена поведет за собою потерю церковью своей самостоятельности. Наместник патриаршего престола был ограничен собранием очередных епископов, вызывавшихся попеременно из епархий в Москву. Совещания между местоблюстителем и этими епископами представлялись на утверждение Петра. Участие в духовном управлении светской власти стало сразу весьма значительным. Совершенно устраненный монастырским приказом от множества упомянутых выше весьма важных дел, состоявших раньше в ведении патриарха, митрополит Стефан и в чисто духовных делах не имел почти никакой власти. Множество назначений на места духовного управления шли помимо Стефана, по представлению Меншикова, Мусина-Пушкина и других лиц. Исключительно Мусин-Пушкин распоряжался патриаршей типографией, сочинениями, переводами, изданием книг, даже исправлением Библии, хотя это исправление и было поручено надзору Стефана.

Вообще, ревностный к православию, правдолюбивый Стефан много пострадал в жизни, являясь одной из жертв той переходной эпохи.

Происходя из дворянской Волынской семьи, Стефан, в жажде образования, должен был поступить в славившиеся тогда галицкие и польские училища, и для того, вероятно, на время отступить от православия. Присланный благодетелем своим, митрополитом киевским Варлаамом Ясинским, в Москву, – он был замечен Петром, который услышал слово, произнесенное им над гробом боярина Шеина, и который искал ученых и способных монахов, особенно не враждебных европейскому духу, чтобы такими монахами замещать епископские кафедры. Петр призвал Стефана на Казанскую кафедру, от которой он долго отказывался, так как в Москве его осыпали бранью и клеветами за его пребывание у иезуитов. В Великороссию он внес с собою ту любовь к просвещению, которая составляла отличительную черту малорусского монашества, принес и свое захватывающее, красноречивое слово. Даже враги его говорили, что, уча в церкви, он мог по произволу заставить слушателей плакать или смеяться.

Свой дар слова он посвятил борьбе с двумя современными ему язвами: расколом и протестантскими веяниями.

Он застал в Москве мнение, что близко пришествие антихриста, что Москва – Вавилон, а жители ее вавилоняне, слуги антихристовы и сыны погибели. Некоторые брались за вычисления, назначали день и час, когда Христос придет на суд, и пред назначенным ими временем делали себе гробы, рыли могилы, закутывались в саваны и ложились ожидать Христа.

Для вразумления таких людей Яворский написал сочинение с обличением этих мнений, показывая, на основании св. Писания, каковы будут истинные признаки пришествия антихриста.

Совершенно невозможную, дикую форму приняло в Москве распространение кальвинистского учения. Полковой фельдшер Тверитинов, набравшись неправославных мыслей у врача-иноземца, стал распространять хулы на многие из заветнейших преданий церковных: говорил против св. икон, креста, мощей, причастия, святых, литургии, против поминовения усопших, постов, значения добрых дел.

Он нашел себе последователей между невежественными стрельцами и мастеровыми. Брадобрей Фома Иванов дошел до такого исступления, что в Чудове монастыре при народе кричал хульные слова на великого святителя московского Алексия митрополита и разрубил ножом его икону. Стефан Яворский после этого ужасного события тотчас нарядил тайное расследование об этом обществе и, найдя главных виновников, предал их церковной анафеме; Фома был казнен по гражданскому суду.

Чтобы оградить православных от протестантской пропаганды, он написал знаменитый «Камень веры», изданный уже по его кончине.

Чем же кончилось это Тверитиновское дело для ревностного Стефана? В этом странном веке самые прямые, ясные дела принимали часто невероятный оборот. Государь остался недовольным поспешностью в решении суда и строгостью приговора. В этом взгляде государя на дело нельзя не видеть вмешательства сильных при Дворе иностранцев, которые были очень недовольны действиями Стефана. Стефан был вызван в Петербург, где по этому делу ему пришлось вынести много неприятностей.

Если Стефану удавалось иногда склонить царя к какой-нибудь мере в пользу православия (в 1719 году по его внушению Петр издал указ не иначе дозволять брак лютеранина с православным лицом, как под условием воспитать детей в Православии), то в общем постоянная борьба, постоянное несогласие идей Стефана с тем, что творилось высшим духовным управлением, глубоко его угнетали. Смелый, благородный, откровенный, он говорил правду Петру, окруженному протестантами, которые за то и ненавидели его, как непримиримого, стойкого врага.

По словам апостола, «не взирая на лица», в пастырской деятельности своей Стефан, если видел что неправильное, несоответственное достоинству Помазанника в действиях Петра, – он не страшился обличать его. Так, во время тяжкого недоразумения, столь прискорбно кончившегося, с царевичем Алексеем, на 17 марта, на память святого Алексия, человека Божия (день именин царевича, находившегося тогда за границей), Стефан в слове своем коснулся современных событий и довольно резко в довольно прозрачных намеках осуждал семейную жизнь Петра и жалел царевича. Вот это смелое место: «О! угодниче Божий, не забуди и тезоименинника твоего и особенного заповедей Божиих хранителя и твоего преисправного последователя. Ты оставил еси дом свой-он такожде по чужим домам скитается. Ты удалился от родителей – он такожде. Ты лишен от рабов, слуг, подданных, другов, сродников, знаемых – он такожде. Ты человек Божий: – он такожде раб Христов. Молим убо, святче Божий: покрый своего тезоименинника, едину нашу надежду». А вот слова, ясно намекающие на Петра: «Море свирепое, море – человече законопреступный, – почто ломаеши, сокрушаеши и разоряеши берега? Берег есть закон Божий; берег есть – во еже не прелюбы сотворити, не вожделети жены ближнего, не оставляти жены своея; берег есть во еже хранити благочестие, посты, а наипаче четыредесятницу; берег есть почитати иконы».

Быть может, это не полное сочувствие Стефана деятельности Петра раздражало Петра еще больше, чем молчаливое неодобрение Адриана. Адриана, человека не блестящего, не глубокого образования, можно было обвинить в рутине, тогда как Стефан был человек больших дарований, большого ума, глубокого европейского образования, человек выдающийся, блестящий, но вместе – человек, знавший во всем меру, чего так не хватало всю жизнь Петру… И к концу жизни Стефан, местоблюститель патриаршаго престола и вознесший его по собственному выбору царь совершенно, кажется, не понимали друг друга.

Царь находил, что недовольно деятелен Стефан, и обвинял его в распущенности духовенства, во множестве празднобродящих попов и монахов, в существовании кликуш и юродивых, встречавшихся весьма часто, во множестве вымышленных чудес и ложно объявляемых мощах: во всем это, ложное или истинное, равно, кажется, не нравилось Петру, тогда как все проявления древнего праотеческого благочестия были дороги Стефану, и он относился к ним, прежде чем гнать их, без предубеждения, исключающего всякую возможность спокойной критики, беспристрастного испытания.

Хотя при учреждении св. Синода Стефан был назначен президентом его, многие синодальные распоряжения того времени – отмененные впоследствии, как вредные для Церкви – шли в разрез со взглядами Стефана. Больной телом, угнетенный духом, он мог оказывать лишь слабое сопротивление веянию нового духа.

Он подавал протесты против новых порядков, которые хотел завести царь в духовной жизни русского народа. Но эти протесты обрушивались на его же усталую голову, навлекая на него гнев государя и вражду товарищей. Он был в открытой вражде с самым сильным в то время духовным лицом, носителем взглядов Петра со всеми их заблуждениями, Феофаном Прокоповичем, столь справедливо обвиняемым в протестантизме. Не раз, когда Петр уже избегал свиданий с ним, Стефану приходилось оправдываться пред государем письмами. Видя; недовольство государя, вражду к себе членов Синода, с которыми он так не сходился взглядами, Стефан счел за лучшее удалиться из Петербурга. Не добившись объяснения с государем, Стефан написал ему пространное письмо, помеченное 27 июня 1722 г. и подписанное: «Смиренный Стефан, пастушок Рязанский». Он скончался чрез четыре месяца после этого письма, оставляя свободное поле действий человеку во всем, кроме любви к просвещению, противоположному с ним, Феофану Прокоповичу.

Тихим, отрадным светом горит чистый образ Стефана Яворского на пороге между двумя эпохами Русской Церкви. Если и лежит пятно на его молодости – временный католицизм, принятый из жажды знания и из невозможности получить иначе полное образование, то клеветами, которые ему потом пришлось перенести, он вполне искупил этот грех. Он всеми силами служил Церкви, православию, искал не личных выгод, а пользы дела церковного, как, по крайнему разумению своему, понимал эту пользу. Ревностью в проповеди, независимостью в обличении греха, сколь бы высоко, по человеческим меркам, ни свил себе гнезда этот грех, – он напоминает Иоаннов Златоустов и Амвросиев Медиоланских. Глубоко образованный, он тем не менее понимал, что внешнее выражение религиозного чувства нельзя гнать и осуждать, и потому, где мог, шел против бури, старавшейся низвергнуть многие обычаи праотеческого благочестия, причем часто приходилось ограничиваться лишь бесплодным протестом- протестом, все же ясно доказывавшим всю чистоту его православия, всю непричастность его тем влияниям протестантизма, которые тогда так свободно злыми вихрями носились над Русской землей.

Печатается по книге: Е. Поселянин. Очерки церковной истории 17-18 вв.

Проф. Шляпкин. Свт. Димитрий Ростовский и его время, стр. 301.